Миф о вечной любви - [46]

– Буду рада, если ошиблась, – снова улыбнулась Леля. – Не переживай, следователю я говорила совсем другое.

Успокоила. Но кто знает, каковы на самом деле Леля, жена Рудольфа и все, с кем ей предстоит встретиться? Нужно быть осторожной, однажды произойдет встреча с убийцей, он не будет разбираться, что удалось выяснить Саньке, он просто избавится от нее.

А пока она, изучая Лелю, впилась глазами в ее лицо, вблизи оно не казалось таким красивым, как издалека. Во-первых, видны следы старения, тщательно замаскированные тональным кремом, дело не в морщинах, а в общем тонусе, в зажатых мышцах под кожей. Во-вторых, взгляд потухший, что старит дополнительно, не говоря о тонких складках, расположенных у губ со скорбно опущенными уголками. Не очень-то она счастлива при всем внешнем лоске. Но так плохо думать о Глебе… да как она посмела!

– Пора деда проведать, вдруг он соскучился, – сказала вслух Санька в машине, нажимая на педаль газа.

Подводили первый итог, разумеется, это делал Юрий Петрович, стоя перед следственной группой из трех человек:

– Итак, Хоруженко и его любовница, по совместительству старший менеджер, или его заместитель, решили уехать. Делами занимался Хоруженко лично, стало быть, основная работа Трипольской происходила в его постели. Кроме жены, об отъезде никто не знал, как я выяснил в их офисе. Этот факт дает нам право думать, что решение уехать было принято спонтанно…

– Извините, – подал голос оперативник Артур, – спонтанно – это когда поехали в чем были и бегом на поезд-самолет, а убитые нагрузились, как будто собирались в далекую тайгу на ПМЖ.

– Срочность, с какой они собрались, а также отъезд глубокой ночью наводят на мысль, что они сбегали потихоньку, – парировал Юрий Петрович. – Количество багажа и его разнообразие подсказывают: возвращаться в ближайшее время Хоруженко не планировал. Выходит, они были напуганы, значит, получили какие-то знаки, возможно, им угрожали. Но тут у нас полный вакуум. Прошу обратить внимание: ни один человек из окружения Хоруженко понятия не имеет, за что он поплатился.

– Или сознательно молчат, утаивая от следствия мотивы, – дополнил Сергиенко.

– Зачем вам мотивы, – недоуменно произнес Ванечка, тоже опер, но зелененький-презелененький, – когда есть улики, указывающие на убийцу?

Крайний смерил его отеческим взглядом, затем сел на скрипучий стул, ведь он почти все сказал, подумал с минуту, а после поделился сомнениями:

– Да, мотив пока есть у одного Нефедова. Дополнительных улик не нашли ни в доме, ни в машине, но… Хм, ребятки, – улыбнулся Крайний, как улыбаются воспитатели перед воспитанниками, – не помешает доказать, что именно он преступник, ведь Нефедов в сознанку не идет. К тому же в уликах есть один ляпсус, который меня останавливает от скоропалительных выводов.

– Да? Какой ляпсус? – заинтересовались молодые люди.

– Сами подумайте, чай, мозги имеете, – отмахнулся он. – У меня вот какая просьба. Вчера я приехал в офис Хоруженко и застал там драку. Натуральную драку двух разъяренных самцов. Свидетели, как и драчуны, отказались пояснить, в чем причина ссоры.

– Молодцы, – ляпнул Сергиенко.

– Отловите этих людей поодиночке и допросите. Последний, настораживающий, момент! Мы до сих пор не знаем, кто числился в друзьях Хоруженко и его любовницы, а друзья должны быть, иначе-то как? И они могут дать наиболее ценные показания. Никто из окружения этой парочки имен их настоящих друзей, с которыми люди делятся абсолютно всем, не назвал. Потому что не знают. Странно, не так ли?

– Ничего странного нет, – пожал плечами Сергиенко, ему как раз было странно, что Крайний не понимает простых вещей, которые лежат на поверхности, пришлось объяснить: – В крупных городах люди все больше живут обособленно. По-моему, даже термин есть… что-то вроде… урбанизированное одиночество…

– Выучи сначала термины, – осадил его Юрий Петрович. – А пока надо найти друзей, подруг. На этом все.

Оперативники дружно вышли, он проводил их сочувствующим взглядом. Не они вызывали сочувствие, а их потенциальные жертвы. Ведь что значит сразу клеймо поставить на человека, лишив его права на реабилитацию? Это непрофессиональный подход, ошибок-то и с неопровержимыми уликами полно бывает, а одна ошибка и – сломана жизнь не только у подозреваемого.

Крайний взял чистый лист, водрузил на нос очки, затем начертил линии. Поделив лист на столбики, он заносил мелким почерком в них вопросы, какие возникли, имена фигурантов и их показания, выводы, сомнения.

Он обладал завидной памятью, но всегда так поступал: записывал в черновик все, что касалось следствия, вплоть до философских мыслей, которые дают некий толчок сомнениям, а позже тот толчок может оказаться важной вехой в расследовании. Ему показалось, в кабинете кто-то есть, Юрий Петрович поднял глаза, а потом и брови: в дверном проеме торчала голова.

– А, внучка… – проворчал он.

– Можно? – Санька вошла, не получив на то разрешения, положила на стол сложенный вчетверо лист бумаги и без запинки, видать, готовилась долго к визиту, выпалила: – Это вам. Мои размышления, выраженные в вопросах по поводу убийств в гараже, то есть тезисы…