Миф машины - [116]
На самых ранних этапах неолитической культуры не было и намека на вооруженные стычки между соседними деревнями; возможно, даже массивные стены, окружавшие древние города вроде Иерихона, вначале выполняли лишь магико-религиозное предназначение и только потом стали служить военно-оборонительным целям (как подозревал Бахофен и утверждал Элиаде). При раскопках неолитических поселений бросается в глаза, полное отсутствие оружия, хотя в орудиях и черепках от посуды нет недостатка. Подобные свидетельства — пусть «от противного» — широко распространены. У таких охотничьих народов, как бушмены, в древнейшей пещерной живописи нет изображений смертельных сражений, тогда как в более поздних росписях, относящихся к периоду возникновения царской власти, сцены сражений есть. Так и на Крите, который в древности был заселен инородными и, следовательно, потенциально враждебными, пришельцами, коренные жители, как указывал Чайлд, «...по-видимому, уживались с ними вполне мирно, ибо на острове не найдено никаких следов укреплений того периода».
Все это не должно вызывать удивления. Война, как удачно заметил Грэм Кларк в «Археологии и обществе», всегда «напрямую ограничена — основой физического выживания, так как ведение любого продолжительного конфликта подразумевает избыточность в отношении запасов и людской силы». До тех пор, пока неолитическое общество не стало производить такой излишек, палеолитический охотник был занят исключительно охотой на собственную дичь. А это занятие позволяет выжить не более чем пяти или, самое большее, десяти охотникам на квадратную милю. Учитывая столь малое число, смертоносная агрессия была бы трудным и, хуже того, самоубийственным делом. Даже установление «территориальных границ», если оно и существовало между охотничьими группами, отнюдь не требовало кровопролитных столкновений, как нет их и у птиц.
В неолитическую эпоху обильные урожаи, которые давали большие равнины «плодородного полумесяца», изменили эту картину и предоставили новые условия жизни как земледельцем, так и охотникам. Обычные трудности культивации усугублялись нападениями опасных животных — тигров, носорогов, аллигаторов, гиппопотамов, — во множестве водившихся в Африке и Малой Азии. Эти хищники, да и едва ли менее опасная крупная скотина (вроде тура), еще не одомашненная, взимали гибельную «подать» и людьми, и домашними животными, и часто вытаптывали или пожирали урожай.
С такими животными отваживались вступать в борьбу только искусные в ремесле убийства охотники, оставшиеся с эпохи палеолита, а не трудолюбивые садовники или земледельцы, которые в лучшем случае умели ловить сетями рыбу или ставить силки на птиц. Земледелец, крепко привязанный к доставшемуся ему тяжким трудом клочку земли, привыкший к размеренной работе, являл полную противоположность охотнику — любителю приключений и странствий, — и был совершенно неспособен на агрессию, практически парализованный своими миролюбивыми добродетелями. Не последним из скандалов, вызвавших негодование одного из представителей старого общественного порядка, когда эпоха пирамид с шумом закончилась, стал случай с «птицеловами» — обычными крестьянами, а не охотниками!, — которые сделались военачальниками.
В Египте и Месопотамии эти оседлые привычки возобладали, должно быть, еще до того, как охотники научились обращать их себе на пользу: древнейшие города Шумера отстояли друг от друга не более чем на десяток миль, и потому, скорее всего, их основали в ту пору, когда подобное близкое соседство еще не порождало захвата спорной собственности и столкновений. И что еще важнее, эта пассивность, эта покорность, не говоря уж об отсутствии оружия, — позволяли небольшим группам охотников без труда взимать дань (выражаясь языком сегодняшних реалий, выколачивать деньги «за крышу») с значительно более многочисленных земледельческих общин. Таким парадоксальным образом, рост могущества воинов предшествовал самой войне.
Почти неизбежно, эта перемена произошла сразу во многих местах; и немедленно стали появляться бесспорные свидетельства о вооруженных столкновениях между двумя независимыми и политически организованными группами: на таком определении критериев войны настаивал Малиновский, чтобы отличать ее от простых территориальных угроз, какие бывают и у птиц, от грабительских набегов или каннибальской охоты за головами. Война подразумевает не только агрессию, но и вооруженное коллективное сопротивление этой агрессии: если последнее отсутствует, то речь идет скорее о завоевании, порабощении и истреблении, а не о войне.
Разумеется, снаряжение, устройство и тактика войска не были изобретены в одночасье; видимо, понадобился какой-то переходный период, прежде чем большие отряды научились слаженно действовать по приказу одного или нескольких предводителей. До того, как возникли города с их достаточно сосредоточенным населением, прелюдией к войне являлись организованные, но односторонние проявления мощи и воинственности, принимавшие форму захватнических походов за древесиной, малахитом, золотом, рабами.
Коренные перемены, которые привели к возникновению войны как таковой, нельзя, на мой взгляд, объяснять только биологическими или, скажем, рациональными экономическими причинами. За этим стоит более важный иррациональный компонент, до сих пор практически не изученный. Цивилизованная война начинается не там, где охотничий вождь непосредственным образом превращается в царя, затевающего войны: она берет свое начало в произошедшем гораздо раньше переходе от охоты на животных к охоте на человека; а особой целью этой последней охоты (если осторожно наложить на далекое прошлое неоспоримые позднейшие свидетельства) являлся захват людей для человеческих жертвоприношений. Имеется много разрозненных данных (которые я уже затрагивал, говоря об одомашнивании), наводящих на предположение, что местные человеческие жертвоприношения предшествовали межплеменным столкновениям или войнам между крупными городами.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга пользуется заслуженной известностью в мире как детальное, выполненное на высоком научном уровне сравнительное исследование фашистских и неофашистских движений в Европе, позволяющее понять истоки и смысл «коричневой чумы» двадцатого века. В послесловии, написанном автором специально к русскому изданию, отражено современное состояние феномена фашизма и его научного осмысления.
Книга известного английского историка, специалиста по истории России, Д. Ливена посвящена судьбе аристократических кланов трех ведущих европейских стран: России, Великобритании и Германии — в переломный для судеб европейской цивилизации период, в эпоху модернизации и формирования современного индустриального общества. Радикальное изменение уклада жизни и общественной структуры поставило аристократию, прежде безраздельно контролировавшую власть и богатство, перед необходимостью выбора между адаптацией к новым реальностям и конфронтацией с ними.
Норберт Элиас (1897–1990) — немецкий социолог, автор многочисленных работ по общей социологии, по социологии науки и искусства, стремившийся преодолеть структуралистскую статичность в трактовке социальных процессов. Наибольшим влиянием идеи Элиаса пользуются в Голландии и Германии, где существуют объединения его последователей. В своем главном труде «О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические исследования» (1939) Элиас разработал оригинальную концепцию цивилизации, соединив в единой теории социальных изменений многочисленные данные, полученные историками, антропологами, психологами и социологами изолированно друг от друга.