Миф ли Евангелие? - [4]

Современные христиане часто испытывают дискомфорт из-за этого ложного воскресения, которое так напоминает настоящее, но у Марка и Матфея оно не вызывает никакого замешательства. Вместо того чтобы приглушить сходство между ними, они, наоборот, привлекают к нему наше внимание – примерно так же, как это делает Лука, когда он привлекает наше внимание к сходству между единением христиан и порочным союзом Ирода и Пилата в результате смерти Христа. Евангелисты видят нечто очень простое и фундаментальное – то, что и нам следует увидеть. Как только мы признаем сходство между насилием в Библии и в мифах, мы можем понять и разницу между ними: насколько радикально отличается реакция на насилие, описанная в Библии, от реакции, описанной в мифах.

Начиная с истории Каина и Авеля Библия заявляет о невиновности мифических жертв и вине их гонителей. Живя в эпоху широкого распространения евангельского учения, мы находим это естественным и не задумываемся над тем, что классические мифы утверждают обратное: в них гонители всегда имеют веские основания для преследования своих жертв. Дионисийские мифы даже самое жестокое линчевание считают легитимным. Пенфей был растерзан своей матерью и ее сестрами, поскольку его неуважение к богу Дионису было достаточно серьезной виной, чтобы оправдать его смерть. Эдип также заслужил свою участь. Согласно мифу, он действительно убил своего отца и женился на матери и поэтому действительно нес ответственность за эпидемию чумы, поразившую Фивы. Его изгнание – не просто дозволенный акт, это религиозный долг.

Даже если они не совершали никаких преступлений, для смерти мифических жертв всегда есть достаточное основание, и их невиновность не делает эту смерть менее легитимной. В ведическом мифе о Пуруше, например, не упоминаются никакие его прегрешения – и тем не менее его разрывание на части является благим деянием. Части тела Пурушы нужны, чтобы создать из них три великие касты – фундамент индийского общества. В мифе насильственная смерть всегда оправдана.

Если насилие мифов имеет чисто миметический характер – если оно подобно Страстям, как говорит Иисус, – то все эти оправдания ложны. Но, постоянно переворачивая соотношение невинности и вины, мифы не могут быть полной фикцией. Конечно, они лгут, но это специфическая форма лжи, вызванная миметической заразительностью – ложное оправдание, которое миметически распространяется среди взбудораженного человеческого сообщества в кульминационный момент, когда оно ополчается против одного-единственного козла отпущения, чья смерть воссоединяет это сообщество.

Нет ничего загадочного в тех объяснениях, которые предлагает миф: когда толпа ищет козла отпущения, оправдание для насилия над ним всегда найдется. Но в евангелиях механизм виктимизации становится абсолютно прозрачным, поскольку наталкивается на противодействие и теряет прежнюю эффективность. Сопротивление заразе миметизма не позволяет мифу оформиться. В свете евангелия становится неизбежным вывод: миф – это голос общества, повально пораженного эпидемией виктимизации.

Такую интерпретацию подкрепляют оптимистические финалы мифов. Слишком часто мифы связывают между собой наказание виновной жертвы и восстановлением мира в обществе. Единственное возможное объяснение состоит в том, что перед нами – искаженная репрезентация единодушной виктимизации. Насилие не будет эффективным, если его очевидцы не будут введены в заблуждение, и доказательством того, что это происходит, в случае мифов служит гармоническое и катарсическое завершение, к которому приводит единодушное коллективное насилие.

Мы постоянно слышим сегодня, что каждый текст и каждое событие допускает бесконечное количество интерпретаций, более или менее эквивалентных. Миметическая виктимизация показывает абсурдность этой точки зрения. Существуют только две возможные реакции на миметическую эпидемию, и между ними есть огромная разница: мы либо поддаемся ей и присоединяемся к толпе гонителей, либо сопротивляемся и отказываемся присоединиться. Первый путь – это путь коллективного самообмана, который мы называем мифологией. Второй путь – это дорога истины, которой следует Библия.

Вместо того чтобы возлагать вину за виктимизацию на жертвы, евангелия возлагают ее на гонителей. Библия раскрывает то, что систематически утаивают мифы.

Разница между ними вовсе не является «моралистической» (как полагал Ницше), как не является она предметом субъективного выбора; это вопрос истины. Когда Библия и евангелия требуют пощадить жертвы, они делают это не просто из «жалости». Они разрушают иллюзию единодушной виктимизации, которую основополагающие мифы используют в качестве механизма разрешения конфликта и примирения членов сообщества.

Когда мы рассматриваем мифы в свете Евангелия, становятся понятными даже их самые загадочные детали. Возьмем, к примеру, всевозможные физические отклонения и недостатки, которыми часто отмечены мифологические герои. Эдип хромает, как и многие другие герои и божества. Среди них есть одноногие, однорукие, одноглазые, слепые, горбатые и т. д. Некоторые отличаются непомерно высоким или, наоборот, низким ростом. Другие страдают отвратительными кожными заболеваниями или источают невыносимый смрад. В толпе даже незначительные отклонения и особенности вызывают чувство дискомфорта и тревоги, а их носители становятся кандидатами на роль жертв. Преобладание среди мифологических героев уродов и калек, вероятно, представляет собой статистическое следствие того типа виктимизации, который порождает мифологию. Отсюда же – преобладание «чужаков»: во всех изолированных группах чужие всегда возбуждают любопытство, которое в момент паники легко превращается во враждебность. Миметическое насилие отличается принципиальной дезориентацией: не имея под собой уважительных причин, оно выбирает себе жертвы на основании мельчайших отличительных признаков и псевдопричин, которые можно определить как предпочтительные знаки виктимизации.