Миф «Ледокола»: Накануне войны - [39]

. В обычных условиях, прежде чем возглавить дивизию, командиры бригад служили примерно десять лет, но сейчас под давлением обстоятельств их повышали в должности уже через 2–3 года. В этой зловещей ситуации перестройка армии должна была исключить авантюристические намерения, если таковые и замышлялись. Этими соображениями была продиктована быстрая реорганизация высшего командования. Присутствовавшие на пленуме ЦК ВКП(б) 28 марта 1940 года явились свидетелями сенсационного события, когда Ворошилов «так откровенно говорил о своих недостатках». Все начальники штабов, сидевшие в президиуме, попали под огонь критики за упущения в работе. Ссылки на суровые зимние условия не принимались. В ответ было сказано, что Россия — северная страна, и самые большие победы были одержаны зимой: «Александр Невский против шведов, Петр I — против шведов и Финляндии, Александр I — победа над Наполеоном… Очень много хороших традиций в старой армии, которые надо использовать». Ключ к возрождению — в компетентном военном руководстве, но, как было признано, дела здесь обстояли не совсем благополучно: «Командиры — 60 % хорошие, 40 % шляпы, бесхарактерные, трусы и т. д.»².

8 мая Ворошилов предложил Тимошенко создать новый Комитет обороны, что диктовалось всем ходом событий. Продолжающееся вмешательство Англии в Скандинавии и захват Гитлером Дании породили неуверенность и смятение. Генштаб осуществлял планы демобилизации и устранял недостатки, вскрытые во время зимней войны. Новые оперативные планы не обсуждались³. Демобилизационный план Ворошилова от 9 мая имеет огромное историческое значение. Он был представлен Сталину за день до нападения Германии на Францию и свидетельствует о том, что Красная Армия готовила широкую демобилизацию, которая была прервана военными действиями в Польше и Финляндии. После окончания 4 апреля войны с Финляндией была возобновлена работа по снижению численности войск Кавказского, Одесского и Киевского округов до прежнего уровня. В результате мобилизации, проведенной во время польской и финской кампаний, численность армии увеличилась до 1 736 164 солдат. Однако вместо того, чтобы продолжать раздувать армейские ряды (как это утверждает Суворов, демонстрируя постоянно возрастающие графики в книге «День-М»), были приняты меры по снижению численности армии путем демобилизации, предполагая на первом этапе уволить лишних людей, призванных из запаса. Что касается артиллерии, то были даны конкретные рекомендации «все корпусные части перевести на штаты мирного времени» за исключением четырех корпусов, направленных на Кавказ. Всего в мирное время оставались на действительной службе 153 000 артиллеристов. Соответствующие меры были приняты и в кавалерии. Так же обстояли дела и в отношении военно-воздушных сил и танковых дивизий, что явствовало из следующей рекомендации: «Предлагается танковые бригады, существующие по штатам военного времени, перевести на организацию мирного времени». Единственным исключением было создание трех танковых бригад, базировавшихся в странах Прибалтики, и двух — в кавказском регионе. В общем из 3 200 000 солдат 686 329 подлежали немедленной демобилизации⁴.

Война во Франции неожиданно изменила ситуацию, вызвав резкий поворот в политике. Это подтверждает, что грандиозного плана, о котором идет речь в книге «Деньги, в природе не существовало, а меры, принятые Сталиным, были продиктованы растущей с мая угрозой со стороны Германии. Настойчивые усилия, предпринятые в военной сфере в течение второй половины мая, были подстегнуты впечатляющей победой вермахта, что практически означало крушение западного фронта. Проходившая в то время реорганизация Красной Армии была вызвана этими же событиями. Полный успех немцев во Франции, а тем более падение Парижа, активизировал деятельность. В своих мемуарах Хрущев описывает панику, охватившую Сталина, когда новость о падении Парижа достигла Кремля; Сталин, вспоминает он, «сыпал отборной русской бранью, утверждая, что Гитлер теперь, наверняка, проломит нам череп»⁵.

Часто остается незамеченным постоянное ухудшение советско-германских отношений после заключенного в Компьенском лесу мира. Весьма спорны суждения о том, что кажущееся приятие Сталиным немецких успехов свидетельствовало о его «ослеплении идеологическими догмами» и неспособности разобраться, какая опасность является главной⁶. Сомнительно также суждение о том, что он рассматривал аннексию балтийских государств в качестве «платы за верность Гитлеру»⁷. Наиболее правдоподобное объяснение, прозорливо данное американским поверенным в делах в Москве, заключается в том, что советская политика была «в целом оборонительной, основанной на страхе перед возможной агрессией со стороны союзных или ассоциируемых с ними держав… и, возможно, на опасениях по поводу перспективы победоносного шествия Германии»⁸. Захват прибалтийских государств стер грань между действием и реакцией на действие.

Перед лицом практически не понесшего потерь в боях вермахта русские умиротворяли немцев, избегая какой-либо провокации⁹. Направленное Молотовым Шуленбургу поздравление по поводу «блестящего успеха германского вермахта», чему Черчилль уделяет так много места в своей книге по истории войны, было отчаянной попыткой задобрить немцев и предотвратить их движение на восток. Но эти слова Молотова явились вступлением к неубедительному объяснению аннексии государств Прибалтики и «крайне настоятельному» требованию разрешить бессарабский вопрос