Миф «Ледокола»: Накануне войны - [37]
Роковое решение в отношении России быстро приближалось. Вернувшись в гостиницу, Гитлер составил телеграмму Муссолини, который просил о помощи, провалив вторжение в Грецию 28 октября. Гитлер неохотно согласился, пообещав помощь в конце зимы, но сделав многозначительную оговорку: «Весной, не позднее начала мая, мне хотелось бы получить назад мои войска…»>60 Гитлер был, видимо, также вдохновлен румынским диктатором маршалом Антонеску, который просил его воспользоваться случаем и помочь Румынии отомстить России за нанесенную ей обиду. Однако Гитлер не раскрывал до конца своих карт>61.
Несмотря на диаметрально противоположные свидетельства, у Сталина было искушение поверить, что берлинская встреча была лишь увертюрой к длительным переговорам>62. Занимая непримиримую позицию, он фактически вгонял последний гвоздь в гроб континентальной стратегии. 26 ноября Молотов изложил советские контрпредложения. Хотя в них выражалась готовность принять участие в четырехстороннем пакте и заняться перераспределением сфер влияния, эти предложения подрывали концепцию Гитлера, требуя подписания новых секретных протоколов, которые подтвердили бы позицию России в буферной зоне и ее интересы на Севере Европы и Балканах. В предложениях содержалось требование вывести немецкие войска из Финляндии, которая по всем признакам должна была стать протекторатом России; пересмотреть режим турецких проливов и создать военно-морские базы «в непосредственной близости от Босфора и Дарданелл либо с помощью долгосрочной аренды, либо силой с использованием договора о взаимопомощи между Советским Союзом и Болгарией». Попытки Шуленбурга смягчить позицию Советского Союза успеха не имели>63.
Это переполнило чашу терпения. Как только ответ Молотова попал на письменный стол Гитлера, тот принял решение. 5 декабря генерал Паулюс ознакомил Гитлера с итогами военных игр, которые он проводил в течение ноября. Они продемонстрировали различные подходы германской армии и Гитлера к целям войны; армия упорно предполагала, что решающая победа будет одержана на начальной стадии войны. Новый подход Гитлера проявился, когда он сообщил высшему командному составу, что «вопрос о европейской гегемонии будет определяться в России». Поэтому решение напасть на Россию означало, что от «периферийной стратегии» следовало отказаться. Однако поскольку итальянцы терпели поражение в Греции, требовалось отправить туда хотя бы минимальное количество немецких частей, чтобы вытеснить англичан. Гитлер не мог, очевидно, допустить создания сильного английского фланга на юге, пока он будет занят кампанией против России>64.
Если осенью «периферийная стратегия» замышлялась как часть большого наступления в Средиземноморье против британского господства, то новые планы предусматривали лишь серию разрозненных операций. Перемены были разительны: отвлекающие действия стали оборонительными по своей природе, ликвидация же России стала решающим моментом новой агрессивной стратегии. Вторжение в Грецию, отметил Гальдер, было предпринято «вне контекста и проводилось в тесной координации с планами в отношении России. Его задачей теперь было обеспечение южного фланга Германии и устранение серьезной опасности перед началом наступления на Россию»>65.18 декабря рекомендации высшего военного командования были внесены в директиву N 21.
Германия и превентивная война
Рассматривая содержащиеся в книге «День-М» обвинения Суворова о том, что советская мобилизация спровоцировала немецкую мобилизацию и нападение на Россию весной 1941 года, не следует забывать, что вермахт планировал вторжение в Россию еще в начале лета 1940 года, что было откровенным актом агрессии>66. Немецкие военные постоянно отрицали возможность контрнаступления русских. Генерал-майор Эрих Маркс, которому была поручена разработка первой версии плана, ворчал даже, что Красная Армия не в состоянии «проявить любезность и напасть» на немцев>67. Легко понять, что аргументы Суворова основаны на апологетике Гитлера, а не на советских архивах, с которыми ему было бы полезно ознакомиться. Изображение войны в качестве превентивной меры было впервые сделано Гитлером в день начала наступления>68.Он повторил эту мысль в октябре 1941 года, обратившись с призывом посылать зимнюю одежду солдатам на русский фронт, и разъяснил, что в мае «обстановка была столь угрожающей, что не было сомнений в стремлении России обрушиться на нас при первой же возможности»>69. Этот аргумент, разумеется, произвел большое впечатление на его ближайшее окружение, не знакомое с военными планами. К примеру, Рудольф Гесс писал матери из плена осенью 1941 года: «Немногие избранные должны решать будущий ход событий на века вперед иногда с помощью единственного акта. Я имею в виду фюрера, решившего упредить нападение большевиков: настоящее значение этого решения будет признано лишь в более поздние века»>70. Пытаясь скрыть трудности, возникшие в ходе осуществления «блицкрига» в России, Гитлер повторил в мае 1942 года, что «если бы он слушался плохо осведомленных генералов и ждал, а русские в соответствии с их планами украдкой напали бы на нас, мы вряд ли смогли остановить их танки на отличных автострадах Центральной Европы»
