Миф «Ледокола»: Накануне войны - [35]
Эти заключительные жесты и оценка Молотовым переговоров способствовали ошибочному суждению Сталина. Они породили надежды, что данная встреча — лишь первая в длинной череде переговоров. Докладывая на Политбюро, Молотов выразил уверенность, что немецкую угрозу можно предотвратить>44. Беседы Димитрова со Сталиным и Деканозовым продемонстрировали уверенность русских в том, что они могут защитить свои стратегические интересы в Юго-Восточной Европе, заключив договор о взаимопомощи с Болгарией. Сам Сталин сказал Димитрову, что «тогда и мы сами присоединимся к (тройственному) пакту». На этом фоне он вновь повторил требования к Турции; советское присутствие здесь было необходимо для предотвращения растущей немецкой угрозы и возрастающего вовлечения Англии в дела этого региона. Но больше всего Сталин, несомненно, боялся объединения Англии и Германии путем заключения сепаратного мира>45.)
Настойчивые попытки Шуленбурга возродить идею четырехстороннего пакта; экономическое соглашение с Германией, заключенное в январе 1941 года; преднамеренная дезинформация, скрывавшая на ранних этапах подготовку к войне; распространение войны на Юго-Восточную Европу и желание воспрепятствовать замирению между Англией и Германией явились для Сталина достаточным основанием, чтобы сделать ставку на Германию.
Вводящее в заблуждение коммюнике, обнародованное сторонами после переговоров, служило интересам германской пропаганды, свидетельствуя о растущих разногласиях между Россией и Англией. Чтобы ослабить влияние коммюнике, русские пошли на чрезвычайные меры. В Берлине русские ставили перед собой цель улучшить свои стратегические и политические позиции, устранив опасность со стороны Германии. Сталин постарался не попасть в ловушку, расставленную ему текстом коммюнике. Стремясь установить свое господство в Европе и создать новый мировой порядок, Гитлер пытался внушить собеседникам, что Англия фактически выбита из игры. Однако фигура Черчилля, все больше и больше усиливающего влияние, ставила под сомнение такого рода суждения. Хотя Сталин презирал англичан и не доверял им, он тем не менее не намеревался сжигать мосты в отношениях с Англией и тем более способствовать англо-германскому сближению, лежавшему в основе его страхов. Берия оперативно предупредил его, что у правительств западных стран, видимо, создалось мнение, что советско-германский военный союз находится в процессе создания>46.
Пренебрежение к Криппсу и Англии, продемонстрированное визитом Молотова в Берлин, охладили ее отношения с Россией и, казалось, подтвердили широко распространенное мнение о том, что Германия и Россия решили соединить свои судьбы. Криппс, которого Молотов постоянно третировал и бойкотировал, очевидно, из страха, что всякая связь с ним будет рассматриваться немцами как показатель сближения с Англией, теперь стал выступать за ужесточение позиции Англии>47. С этого времени русским приходилось учитывать, что Криппс впредь объяснял свою изоляцию не только отношением к британскому правительству, но также и «контактами между Москвой и Берлином, которые гораздо теснее, чем полагали многие»>48.
Чтобы рассеять опасения Англии, Майский был в срочном порядке проинструктирован Молотовым. Ему сообщили, что на переговорах не решался вопрос о сферах влияния. «Никакого договора в Берлине не было подписано и не предполагалось этого делать». Однако Молотов не скрывал надежд, что переговоры по затронутым в Берлине проблемам будут продолжены по обычным дипломатическим каналам. Во время беседы было также сказано, что Сталин не вынашивает агрессивных намерений против Турции, а лишь пытается опередить там немцев и воспрепятствовать возможным английским акциям против России с юга. Немцы же стремятся связать руки туркам под предлогом предоставления им гарантий безопасности на румынский лад, одновременно заманивая русских возможностью изменения конвенции, подписанной в Монтрё. Однако русские выступают против этого, поскольку «во-первых, Турция должна оставаться независимой и, во-вторых, режим в проливах может быть улучшен в результате наших переговоров с Турцией, но не за спиной Турции». В заключение Молотов откровенно заявил: «Ясно, что немцы и японцы очень хотели бы толкнуть нас к Персидскому заливу и Индии. Мы отказались обсуждать этот вопрос, так как считаем такой совет со стороны немцев неуместным»>49.
Цель — Москва
Сталин мог оценить серьезность ситуации, просто следя за интенсивной открытой и тайной деятельностью Гитлера на Балканах в целом и в Болгарии в частности. Едва закончилась берлинская встреча, как главы стран Юго-Восточной Европы совершили паломничество в Берлин и Вену. Не дожидаясь советского ответа, Гитлер подчинил своему влиянию балканские государства. Не прошло и недели со времени отъезда Молотова, как немцы объявили о присоединении Венгрии, Румынии и Словакии к Тройственному пакту>50. По свидетельству германского посла в Белграде, отношение к Германии «определялось полным признанием военного превосходства Германии на континенте, растущим пониманием бессмысленности русофильских тенденций…»
