небывалую, два нездешних слова
(только личное, ничего иного —
просто радуга, как всего основа):
счастье есть!
И кончается глава повисшей на листе каплей, фокусом моментального луча, выжигающим все « / ».
Седьмая глава («Полный свет») состоит всего из одного стихотворения, сложенного из семи условных строф, но именно в нем — фокус, как в той золотой капле. Это действительно полный свет, свет Евангельский. Снова «сдвоенное чудо», и фон этой сцены — радость. Радость не только что в доме гостья, потому что красивы браслеты, потому что щедры «, орехи, гроздь винограда в каплях розовых, луч в разломе граната», а еще и потому, что подразумеваются Елизаветины слова: «Радуйся, Мария!». И детсады-валенки-ангины через две тысячи лет — это ведь тоже радость.
В финале героиня сидит под деревом на берегу реки, внутри у нее полная гармония, и слетаются на эту гармонию « птицы». Опять сплошные символы — дерево жизни, поток времени. Но чтобы уж не было так и серьезно:
Стукну затылком по дереву: уф, уф.
Все мы смешны, когда клюв.
Уф — как трещат пёрышки. Уф — тишина.
Перистая. И времени — дополна.
Остается повторить, что те проблемы, которые не решаются рационально, вполне разрешимы в пространстве мифа. Но миф — это по определению такая возвратная, повторяющаяся штука. Все уже произошло, обо всем сто раз сказано — но ведь не услышано или забыто. Значит, надо напоминать, и каждый раз по-новому. Поэзия ведь не «учительное красноречие», а — ритуальное магическое действо. Когда-то Борис Дубин очень точно заметил, что «современный типовой человек… почти никогда не мыслит себя как отдельное, сложносоставное существо, соединяющее в себе многих — вчерашних и сегодняшних, живых и ушедших, вообще придуманных им самим или вычитанных у кого-то другого». В данном случае автор — как раз мыслит. Миф «Седьмой» — и поэтический мир Ирины Ермаковой — синтетичен, он не только античный, но и египетский, и пантеистический, и культурный, и семейный, в нем легко сосуществуют иот, Верлен и божья коровка, и .
