Мидлштейны - [53]

Шрифт
Интервал

— Когда-нибудь ты перестанешь на него злиться.

— Но почему это происходит? Ведь я с ума схожу по тебе.

— У людей в сердце иногда живет несколько чувств одновременно. Мы не муравьи.

Иногда он тосковал по Мери, хоть ни за что и не признался бы в этом новой возлюбленной. Как хорошо, что Эди ни внешностью, ни характером не похожа на его покойную жену, иначе он, вероятно, стал бы их сравнивать. Единственной общей чертой этих женщин была деловая хватка. Сам он разбирался только в корице и тмине.

— У меня тысяча разных чувств, — сказала Эди.

— Многовато. Значит, ты очень сильная.

— Или сумасшедшая.

— Между этим — тонкая грань.

— Тончайшая.

— Я готовлю тебе особенное блюдо, — сказал Кеннет. — Но для начала хочу кое-что спросить.

— Я вся внимание, — искренне ответила Эди.

— Я хотел положить корицы, а она иногда… она возбуждает.

— Правда?

— Ты ведь не думаешь, что я хотел тебя обмануть? Может, обойтись без корицы? Хватит и меня одного.

— Чем больше корицы, тем лучше, — сказала Эди и настойчиво добавила: — Положи побольше.

— Через час все будет готово.

— Приезжай скорее.

Что оставалось делать? Он поставил на плиту кастрюлю с водой, бросил туда мясо, тмин, красный перец и чеснок. Чайную ложку корицы. Соевый соус. Соль и черный перец. Кеннет почувствовал, как наполняется желанием. Больше корицы. Он плеснул на сковороду масла, нагрел, положил ягнятину и подсолил ее немного. Лапша закипела. Наконец-то уныние отпустило, наконец-то он загорелся. Через минуту ярко-красное мясо потемнело, взорвались несколько зерен тмина. Представив, как шлепнулся на стол Мидлштейна хлебный рулетик, Кеннет пожалел, что не видел этого.

Послышались тяжелые шаги. На кухню с последним грязным блюдом вошла его красавица дочь. Яркая одежда, стройные ножки, солдатские ботинки. Не верилось, что он произвел на свет такое необыкновенное существо. Она всегда поддерживала отца. Верная, любящая девочка.

— Есть хочешь? — спросил Кеннет.

— Не знаю. Устала.

Хорошо — неправильно кормить Анну тем, что он приготовил для своей женщины. Корица его доченьке не нужна. Кеннета охватила нежность к этой девочке — внезапно, будто его ударили. В груди, точно синяк, заныла любовь. Он вышел из-за плиты и обнял Анну. Какая же она хрупкая. И не похожа на Мери — другая.

— Ты знаешь, как я тебе благодарен? Я говорил когда-нибудь, что ты спасла мне жизнь?

Анна расплакалась.

— Вслух — нет.

— Спасибо, спасибо, спасибо, — повторял он.

Когда он наконец отпустил дочь, под глазами у нее появились бледные сиреневые разводы. Анна провела по коже кончиками пальцев.

— Папа, ты меня убиваешь.

Он потрепал ее по плечу и поцеловал в лоб.

— Ладно, больше не буду.

Отправив дочку домой, Кеннет переложил лапшу сначала в сито, потом в пластиковую коробку, добавил мясо и все перемешал. Он загрузил посудомоечную машину, снял белую поварскую куртку, умылся и, задрав рубаху, вымыл подмышки. Совсем устал. Кеннет похлопал себя по щекам. Его ждала Эди Мидлштейн.

Он ехал через пригороды. Издали все торговые центры были похожи, но он провел в них почти всю жизнь и знал, как они отличаются друг от друга, хотя бы людьми, которые там работают. Деловые американские муравьи.

Соседи уже спали, свет горел только в доме Эди. Неужели так поздно? Кеннет взглянул на часы. Скоро двенадцать, а он идет к любимой. Как юноша. Однажды, еще до свадьбы, им с Мери захотелось в Атлантик-Сити. Они приехали после полуночи и до утра играли на автоматах и целовались. От сигарет кружилась голова. Тем вечером он смог раз, второй, третий, четвертый, но сегодня решил ограничиться двумя.

Дверь была не заперта. Кеннет позвал Эди, та не ответила. В гостиной горел свет. Здесь они впервые целовались — в сладком изнеможении, часы напролет. Напротив дивана было открытое окно, выходившее на улицу. Их мог увидеть любой. Они не боялись, напротив, с гордостью выставляли себя напоказ, и в этом был свой, особый риск. Погибели предшествует гордость. Кеннет помнил отрывки из Библии, их он тоже выучил наизусть — просто хотел понять, почему ее ценит столько людей.

Повсюду на стенах висели семейные фотографии, но с Ричардом не было ни одной. Эди их сняла, и на обоях остались светлые квадратики. Неизвестно, что хуже: снимки или эти пустые места, напоминающие о прошлом?

Кеннет пошел на кухню, зная, что Эди там. Не дождалась его и ест свои любимые гадости: печенья, чипсы, крекеры. Огромные пакеты, коробки и банки дряни. Еда, сделанная машинами, а не человеческими руками, — вот что ее губит. Ничего, он начнет готовить для Эди сам, и все пойдет по-другому.

В открытом холодильнике стояло ведерко с мороженым, из него еще торчала ложка. На полу распростерлась Эди в сверкающем фиолетовом платье — одна рука откинута, другая застыла на груди, губы посинели. Это было неправильно. Он никак не мог поверить глазам. Кеннет встал на колени, коснулся ее щеки, и в холодной коже под пальцем образовалась вмятина.

Он отчаянно пытался вспомнить одно стихотворение, но строчки ускользали. Там было что-то про холодильник и сливы, кто-то их съел и просил за это прощенья, хотя, очевидно, ни капли не раскаивался.[23]


Еще от автора Джеми Аттенберг
Время повзрослеть

Андреа — дизайнер, бывшая художница, пристрастившаяся к алкоголю и сознательно решившая никогда не иметь детей. Но у всех окружающих совсем другое мнение по поводу того, какая жизнь должна быть у тридцатидевятилетней женщины. Через некоторое время Андреа узнает, что ее новорожденная племянница неизлечимо больна и семье Берн придется пересмотреть свои приоритеты. Как поведет себя сама Андреа? Изменит ли она отношение к семье?..


Рекомендуем почитать
Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Маленькая красная записная книжка

Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.


Песок и время

В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.


Прильпе земли душа моя

С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.


Грас

Семейная жизнь Грас и Тома выдержала испытание первым ребенком, но рухнула после рождения мертвого сына. Фанатичная борьба со старением и ревность к молодой няне-польке отняли у Грас все – любовь мужа, доверие детей, душевный покой. Отныне ей есть что скрывать.«Грас» – это захватывающий роман с непредсказуемым сюжетом. Мораль его проста: ни у одной тайны нет срока давности. И как бы надежно скелеты ни прятались в своих тайниках, рано или поздно они оттуда выберутся. Даже если вместо шкафов они замурованы в стенах семейного особняка.