Мидгард - [80]

Один испытующе поглядел на мальчика и наконец пожал плечами:

— Как хочешь. Но сейчас ты должен лечь и уснуть — Движением головы он указал на костер. Хворост был мокрым и сначала горел плохо, но теперь пламя поднялось выше, и Лиф ощутил на своем лице теплое дуновение. Не говоря ни слова, он встал, подошел к огню и лег на камень, с которого предварительно смел снег. Тор молча протянул ему одеяло, в которое кутался сам.

Лиф сразу же уснул, но сон мальчика был неглубок, его мучили кошмары. Он не мог отделаться от страшных видений, хотя точно знал, что это только сны.

Несколько раз он в испуге вскакивал от воя и стона пурги. Однажды ему почудилась пара огненно-красных глаз, вытаращившихся на него из темноты. Но вой и стон всегда оказывались звуками ветра, а огненные глаза — отблеском постепенно догоравшего костра, и мальчик засыпал снова. Когда его разбудил Тор, Лиф чувствовал себя таким же усталым и разбитым, как вечером, хотя аз дал ему возможность поспать гораздо дольше, чем он хотел. На горизонте появилась бледная полоса приближающейся зари.

Лиф медленно выпрямился, откинул в сторону обледеневшее одеяло и протянул руки к потухшему костру. Запас хвороста сгорел полностью. Лиф мимоходом подумал, что они будут делать, если в этот день не захватят Локи и еще на одну ночь останутся в этой ужасной стране. Посидев немного, Лиф встал и присел на камень рядом с Тором, который нес вахту. Аз вопросительно посмотрел на мальчика, поэтому Лиф улыбнулся и кивнул. Тор опустился рядом с Одином, прислонился к скале, закрыл глаза и мгновенно уснул. Вероятно, он всю ночь не сомкнул глаз, охраняя сон Одина и Лифа.

Дрожа от холода, мальчик взял плащ и плотно закутал плечи. Вокруг него простирался унылый каменный ландшафт. Вьюга затихла, и в наступавших предрассветных сумерках Лиф разглядел ущелье, о котором говорил ему Один. Это была огромная трещина в горе, достаточно широкая, чтобы в ней мог спрятаться целый поселок. Мальчик задумался о том, как его преодолеет Один, но мысль об ущелье опять ускользнула от него. Лиф чувствовал себя несколько странно. Он очень устал, и одновременно ему казалось, будто он проснулся от глубокого и крепкого сна, в котором находился больше года. Его взгляд снова скользнул по заснеженной местности, и снова Лиф вздрогнул, почувствовав, насколько сильно не по душе ему эта земля, каждая пядь и каждый камень которой излучали враждебность.

И все же…

И все же его не покидало чувство, что он вернулся домой. Какой бы пустынной и опасной ни была эта местность, она относилась к Мидгарду, была частью мира, где он родился. Как бы сильно его ни ослепляла роскошь мира азов, все-таки его родина была не там. Теперь он понял, что покинул Азгард потому, что хотел избавиться от его колдовства — колдовства, о действии которого он догадался, находясь здесь. Впервые за многие месяцы его глаза раскрылись, и он оценил свое положение по-другому. Азгард с его жителями оказался для него столь же чуждым, как и преисподняя с ее богиней и страшными чудовищами.

И то и другое одинаково для него не годилось.

Оба этих противоположных мира, созданных не для смертных людей, были частями одного целого, к которому, вероятно, принадлежал Мидгард и жившие в нем люди. Мальчик вспомнил слова Бальдура: он, аз, не смог бы долго жить в мире людей, так же как и Лиф, человек, не смог бы долго находиться в мире бессмертных, чтобы при этом не погибнуть. Как преисподняя с ее невообразимыми страхами, так и мир азов с его необыкновенной красотой были одинаково губительны для него.

Но понять он это смог лишь покинув их.

Если это действительно так, тогда…

«Да, — испуганно подумал он. — В Азгарде мне нечего делать. Все это меня не касается». Война, в которую хотели втянуть его азы, была войной богов, а не смертных людей, а он — не бог, а человек.

Мальчик снова отыскал взглядом ущелье, и, словно туман отгадал его мысли, серая пелена рассеялась так, что он мог заглянуть в самые потаенные его уголки. Какой-то домик, как ласточкино гнездо, прилепился к черной вулканической скале, прямо под краем ущелья. Это был дом Локи, дом, в который через несколько часов ворвутся Один и Тор, чтобы захватить и, возможно, убить его обитателей.

Еще прошлым вечером Лиф мечтал о мести, хотя Одину говорил о противоположном. Он пришел сюда не затем, чтобы искать справедливости.

Он хотел отомстить.

Но теперь он не чувствовал гнева на Локи.

Его ненависть погасла в тот момент, когда он услышал рассказ Одина о жене Локи. Мальчик был уверен, что узнал не всю историю и что, когда Локи захотел жениться на великанше, случилось что-то еще, и все-таки… Человек, покинувший свой народ и родину — сияющий Азгард, чтобы с любимой женой жить в жалкой каменной хижине на такой бесплодной земле, как эта, да еще быть презираемым сородичами, — разве он может быть испорченным вконец?

Локи убил Бальдура, его друга, но Бальдур тоже был азом — существом, которое жило так долго, что дружба со смертным могла для него означать лишь краткое мгновение жизни. Бальдур выглядел как человек, вел себя как человек и так же смеялся и говорил, но не был человеком. Его смерть не лежала на совести