Мидгард - [64]

— И все-таки мы должны быть уверенными, — сказал Один. — Знаки судьбы бывают зашифрованы, и их значение часто оказывается совершенно противоположным тому, что думаешь о них вначале. Мы не имеем права допустить ошибку.

Лиф не понял ничего из того, что услышал. Он беспомощно посмотрел на Геймдала, потом на Одина и снова на Геймдала. Повелительным жестом Один заставил Локи замолчать и снова обратился к мальчику.

— Ты должен меня понять, я хочу знать о тебе все точно, — мягко сказал он. — От твоих ответов может зависеть многое.

— Я знаю, — прошептал Лиф.

— Но это тебе не нравится, — добавил Один.

Лиф испугался. Один видел его насквозь.

— Тебе не нужно стесняться, — сказал Один. — Ты не все понимаешь из того, что происходит, то, что понимаешь, тебя пугает. Но так и должно быть. Было бы хуже, если бы было по-другому.

Пугает?.. Лиф задумался над смыслом этого слова и покачал головой. Нет, он не чувствовал страха. Когда он разговаривал с Ойгелем или Бальдуром о том, какую роль ему суждено сыграть в судьбе мира, он испытывал иное чувство. Страх, как зима, снег и буря, был хорошо ему знаком по жизни на побережье Мидгарда. Страх всегда можно победить. Но сейчас он чувствовал совсем другое: беспомощность, собственную беззащитность, которая была намного хуже страха.

— Это несправедливо, — тихо сказал он. Глаза Лифа вдруг наполнились слезами, но это были слезы гнева, а не страха.

— Несправедливо? — переспросил Один. — Судьба

не бывает несправедливой, Лиф. Люди которых ты вырос воспитали в тебе верность, доброту и справедливость, но это ценности людей. Ой поднял руку и погладил Лифа по голове. — Я хорошо тебя понимаю, мальчик, — сказал он — Даже мы, азы, иногда испытываем беспомощность и недовольство своей судьбой.

— И вы никогда не пытались бороться? — спросил Лиф.

— Против судьбы? — Один вздохнул. — Конечно, пытались и пытаемся снова и снова. Ты можешь поступать как хочешь, но в самом конце ты поймешь, что сделал именно то, что должен.

— Я не хочу такой судьбы, — прошептал Лиф. По его щекам катились слезы, но он не обращал на них внимание. — Я боролся и убил…

— Волков, — вмешался Геймдал, — Всего лишь нескольких волков, Лиф.

— Я не хотел этого, Геймдал! — воскликнул Лиф. — Я не хотел быть виновным в насилии и смерти. Я не хочу сражаться вместе с вами, когда наступит Последняя Битва. Я только человек, и до вашей войны мне нет никакого дела.

— Эта война коснется и тебя, человек, — холодно произнес Локи.

Один бросил на него строгий взгляд, но одобрительно кивнул головой.

— Локи прав, Лиф. Настанет день, когда будет решаться судьба не только азов, альбов и великанов, но и людей.

Лиф в беспомощном гневе сжал кулаки. Почему сейчас он был не в силах высказать все, что думает?

— Ты молод, Лиф, — продолжил Один. — Неудивительно, что ты пытаешься восстать против судьбы. Позднее ты поймешь, что я имею в виду. А теперь, думаю, тебе следует несколько часов отдохнуть. Постель уже приготовлена.

— А мы? — спросил Локи. — Разве хорошо оставлять мальчика одного? Суртур знает, где он, и пойдет на все, чтобы доставить нам неприятности.

— Пусть он только посмеет протянуть руку к Химинбьёргу! — воскликнул Геймдал. Локи, презрительно посмотрев на него, усмехнулся.

Один быстро поднял руку.

— Я с тобой согласен, Геймдал, — сказал он. — Но и ты, Локи, прав. Поэтому мы подождем, пока вернутся Бальдур, Тир и Форсети. Пусть Геймдал отправит посла в Трудхайм и передаст новость Тору. Мой сын прискачет сюда как на крыльях, когда узнает, какой его ожидает здесь подарок.

Лиф вздрогнул. Из-за всех диковинок и чудес, которые он встретил в крепости, мальчик совсем забыл о Мьёльнире. Он сунул руку за пазуху и захотел вытащить молот, но Один удержал его.

— Не надо, Лиф, — сказал он. — Оставь его у себя. Ведь именно ты его достал из холодных глубин преисподней, поэтому будет справедливее, если ты собственноручно передашь его Тору. А теперь… — он встал и хлопнул в ладоши, — ступай в комнату, которую тебе укажет мой слуга. И выспись хорошенько, — улыбнувшись, добавил он. — Едва Тор услышит, что ты ему принес, он примчится сюда скорее, чем ты успеешь вспомнить свое имя.

Несомненно, Один преувеличивал. Но, как позднее убедился Лиф, он был совершенно прав…

Тор появился в крепости ранним утром и громко заявил о себе.

Лиф проснулся от рева и грохота, от которого задрожали стены крепости. Кто-то ударил в дверь его комнаты с такой силой, что она с треском слетела с петель. В комнату ворвался рыжеволосый бородатый великан с дико сверкающими глазами и заорал во всю мочь:

— Где он? Где тот сорванец, у которого мой Мьёльнир?

Лиф сел в кровати.

— Ты имеешь в виду меня? — тихо спросил он, испуганный необузданностью этого аза.

— Тебя? — Тор наморщил лоб, пристально посмотрел на мальчика и покачал головой. — Нет, — басом прогромыхал он. — Я ищу героя, сильного человека, который чуть не убил дракона Нидхегера и взял себе мой уничтожитель. Ты знаешь, где он?

— Я… я тот, кого ты ищешь, — запинаясь, ответил Лиф. Больше всего на свете он сейчас хотел спрятаться под одеяло. Судя по всему, Тор испытывал скорее нетерпение, чем благодарность за то, что ему возвратили Мьёльнир. Мальчик откинул одеяло и вытащил боевой молот.