Мичман Хорнблоуэр. Лейтенант Хорнблоуэр - [76]

– Теперь касательно вас. Вы сказали, что имеете чин лейтенанта. Вы можете служить на этом корабле до встречи с адмиралом. Тогда он решит. Я не слышал, чтобы «Неустанный» списывал команду, так что формально вы можете числиться в его списках.

Вот тут-то, когда Хорнблауэр еще раз глотнул горячего грога, дьявол и попытался его искусить. Юноша до боли радовался тому, что вновь очутился на королевском корабле, Снова есть солонину и сухари, а нут и фасоль – никогда. Ступать по корабельной палубе, говорить по-английски. Быть свободным. Свободным! Очень маловероятно, чтоб он снова попал в руки к испанцам, Хорнблауэр с мучительной ясностью вспомнил беспросветную тоску плена. И все что от него требуется, это день или два подержать язык за зубами. Но дьявол недолго искушал его. Хорнблауэр еще раз отхлебнул горячего грога, отогнал искусителя и посмотрел Крому прямо в глаза.

– Мне очень жаль, сэр.

– В чем дело?

– Я здесь под честное слово. Я дал слово, прежде чем покинуть берег.

– Вот как? Это меняет дело. Здесь вы, конечно, в своем праве.

То, что британского офицера отпустили под честное слово, было настолько обычно, что не вызывало расспросов;

– Вы дали слово в обычной форме? – спросил Кром. – Что не попытаетесь бежать?

– Да, сэр.

– И что же вы решили?

Кром, конечно, и думать не мог повлиять на джентльмена в таком личном деле, как честное слово.

– Я должен вернуться, сэр, – сказал Хорнблауэр. – При первой возможности.

Он оглядел уютную каюту. Сердце его разрывалось.

– По крайней мере, вы сможете пообедать и переночевать на борту, – сказал Кром. – Я не рискну приближаться к берегу, пока ветер не уляжется. При первой возможности я отправлю вас в Корунью под белым флагом. И я посмотрю, что говорят инструкции об этих пленных.

Было солнечное утро, когда часовой форта Сан-Антон в бухте Корунья доложил офицеру, что британское судно обогнуло мыс, легло в дрейф вне досягаемости пушек и спустило шлюпку. На этом ответственность часового кончалась, и он праздно наблюдал, как офицер разглядывает тендер, плавно идущий под парусами, и белый флаг на нем. Тендер лег в дрейф на расстоянии чуть больше ружейного выстрела. К изумлению часового, на окрик офицера кто-то встал в лодке и отвечал на чистейшем гальегском диалекте. Подойдя по приказу офицера к причалу, тендер высадил десять человек и повернул обратно к фрегату. Девять из десяти кричали и смеялись, десятый, самый молодой, шел с каменным лицом. Выражение его не изменилось даже тогда, когда остальные с нескрываемым расположением обняли его за плечи. Никто не потрудился объяснить часовому, кто этот непроницаемый молодой человек, да его это и не слишком волновало. Отправив всю компанию в Ферроль через бухту Корунья, он выкинул их из головы.

Была почти уже весна, когда испанский ополченец вошел в барак, служивший в Ферроле офицерской тюрьмой.

– Сеньор Орнбловерро? – спросил он. По крайней мере, сидевший в углу Хорнблауэр понял, что обращаются к нему. Он уже привык, как испанцы коверкают его фамилию.

– Да? – спросил он, вставая.

– Будьте добры следовать за мной. Комендант послал меня за вами, сударь.

Комендант лучился улыбкой. В руках он держал депешу.

– Это, сударь, – сказал он, размахивая депешей под носом у Хорнблауэра, – персональный приказ. Вторая подпись герцога де Фуэнтесауко, министра Флота, но первая – премьер-министра, князя Миротворца, герцога Алькудийского.

– Да, сэр, – сказал Хорнблауэр.

В этот момент он должен был начать надеяться, но в жизни каждого заключенного наступает пора, когда все надежды умирают. Сейчас его больше заинтересовал странный титул князя Миротворца, о котором в Испании уже начали поговаривать.

– Тут говорится: «Мы, Карлос Леонардо Луис Мануэль де Годой и Боэгас, премьер-министр Его Католического Величества, князь Миротворец, герцог Алькудийский и гранд первого класса, граф Алькудийский, кавалер Священного Ордена Золотого Руна, кавалер Святого Ордена Сантьяго, Главнокомандующий морскими и наземными силами Его Католического Величества, адмирал Двух Океанов, генерал от кавалерии, от инфантерии, от артиллерии…[19] – во всяком случае, сударь, это приказ мне немедленно предпринять шаги для вашего освобождения. Я должен под белым флагом передать вас вашим соотечественникам, в благодарность «за смелость и самопожертвование, проявленные при спасении чужих жизней с риском для своей собственной».

– Спасибо, сударь, – сказал Хорнблауэр.

Лейтенант Хорнблауэр

I

Лейтенант Уильям Буш прибыл на борт судна Его Величества «Слава», когда то стояло на якоре в Хэмоазе. Он доложился вахтенному офицеру — высокому и довольно нескладному молодому человеку со впалыми щеками и меланхолическим выражением лица. Мундир на нем сидел так, словно он оделся в темноте и больше об этом не вспоминал.

— Рад видеть вас на борту, сэр, — сказал вахтенный. — Меня зовут Хорнблауэр. Капитан на берегу. Первый лейтенант десять минут назад ушел с боцманом на бак.

— Спасибо, — сказал Буш.

Он внимательно огляделся, примечая, как ведутся бесчисленные работы по подготовке судна к долгому плаванию в отдаленных морях.

— Эй, вы! На сей-талях! Помалу! Помалу! — кричал Хорнблауэр через плечо Буша. — Мистер Хоббс! Следите, что делают ваши люди!