Мхитар Спарапет - [29]

— Чем же? — нахмурился Мхитар.

— Тем, что, подобно дервишу, расположился у наших дверей и не входишь в дом, чтобы разделить нашу хлеб-соль, — ответила Гоар оскорбленным тоном.

— Я здесь не гость, а каратель и судья, завоеватель, — не глядя в лицо любимой, ответил Мхитар.

— Завоеватель!.. — повторила Гоар. — Ты вправе хвалиться, так как, прежде чем завоевать замок моего отца, ты завоевал куда более неприступную крепость…

Мхитар вздрогнул. Он посмотрел на нее и заметил в глазах слезы. Все в нем будто перевернулось.

— Моя Гоар!.. — ласково и как бы извиняясь прошептал он и вздохнул. — Из всех крепостей и замков, завоеванных мною, твое сердце, которое…

— Которое я открыла перед тобою, как открыла ворота отцовского замка!.. — прервала его Гоар. — Но я пришла к тебе не затем, чтобы вымаливать твою любовь. Я пришла сказать тебе горькую истину, Мхитар. Ты обесчестил моего отца…

— Не будь он твоим отцом, я повесил бы его.

— Возможно. Но выслушай меня. Я не могу допустить нового бесчестия. И остерегись!.. Не закрывай перед собой навеки двери моего дома. Предупреждаю: твой отказ я сочту сожжением последнего моста между нами…

Лоб Мхитара прорезала глубокая складка, нервно задергалась левая щека. У него было намерение на другой день, не прощаясь с Бархударом и так и не приняв его хлеба-соли, удалиться, подчеркнуто нанеся тем новое оскорбление дерзкому мелику. А теперь Гоар требует иного.

— Помирись с отцом, и навсегда! — сказала девушка.

— Ты требуешь невозможного, — с мольбой посмотрел на нее Мхитар.

— Или примирение, или!.. — Глаза Гоар наполнились гневом, и она уже было направилась вон из шатра.

— Подожди! — поднял руку Мхитар. В голове его возникла жестокая мысль, от которой что-то оборвалось в сердце. Он с тоской посмотрел на Гоар, как смотрят на самого дорогого человека, когда теряют его безвозвратно.

— Хорошо, я примирюсь с твоим отцом… — наконец сказал он.

— Это будет знаком твоего великодушия, — с облегчением вздохнула Гоар.

— Но с условием, чтобы навсегда был положен конец вражде между вами и пхндзакарским меликом…

— Что ж, отчизне от этого только польза.

— Но примирение это будет дорого стоить тебе, Гоар!..

— Пусть.

— Оно потребует жертвы!..

— Без жертвы не бывает хорошего дела.

Мхитар схватил Гоар за руки и, задыхаясь, произнес:

— Обещай, что ты возьмешь на себя долю этой жертвы!

— Уже долгие годы я считаю себя жертвой, — закрывая глаза, прошептала Гоар.

— Но эта будет еще более тяжкой и страшной, — обещаешь принести ее? — задыхаясь, сказал Мхитар.

Гоар широко открыла глаза и, не понимая его мысли, прошептала:

— Обещаю, делай со мной что хочешь!

— Идем, не то, не то!.. Иди объяви отцу, что в моем сердце не осталось вражды к нему и что я явлюсь в его дом сердобольным другом, как родной. Иди! А я приду на хлеб-соль. На жертву!..

Дом мелика Бархудара наполнился шумом.

Хозяин велел зарезать баранов, открыть винные карасы[22]. Приказал сыновьям и женщинам надеть на себя лучшие одежды и быть готовыми принять участие в обеде, даваемом в честь спарапета.

— Не клони голову, — упрекнул Бархудар Миграна. — Надо с миром выпроводить непримиримого, не то он наделает нам новых бед…

Бархудар бегал без конца по дому, иногда ощупывая рукой все еще ноющие раны. Он на чем свет стоит поносил слуг, поваров. Торопил всех, следил, чтобы обед был царский. Убрали и очистили большой столовый зал, на полу разостлали ковры, до блеска начистили подсвечники и канделябры. Когда все было приведено в порядок, Бархудар вместе с женой, дочерью, невестками и домашним священником вошел в зал. Стали у дверей поджидать гостя.

Мигран и Паки отправились за спарапетом. Немного задержались там. Бархудару уже казалось, что Мхитар не придет и нанесет ему новое бесчестие. Но вот послышался звук трубы. Бархудар выскочил в коридор навстречу гостю. В зале воцарилось тяжелое молчание. Исключая Гоар, все женщины вокруг побледнели, не знали, куда деть унизанные бриллиантами руки. Бархудар впервые допускал женщин к участию в званом обеде. И хотя они внутренне противились такой чести, но возражать мелику не посмели. И теперь ожидали со страхом и тайным любопытством.

Первым вошел в зал спарапет. Уверенно шагнул через порог, высоко вскинув непокрытую голову; он был при оружии. За ним вошли Тэр-Аветис, мелик Еган, а также Есаи, Товма и другие сотники.

Взгляды женщин обратились к Мхитару. Только Гоар не посмотрела на него. Стояла, устремив взор в сторону. Дышала глубоко, так, что на груди позвякивали украшения. Все думала: «Какую же великую жертву потребует от меня Мхитар? Разве мало того, что я из любви к нему заточилась в этом мрачном замке и отказываю всем искателям моей руки? Какую еще жертву принести ему?»

У одной из женщин невольно вырвался громкий возглас восторга; к счастью, его слышала только свекровь и ущипнула невестку за руку. Бедняжка поразилась: спарапет показался ей таким красивым и величественным, что вечно запертой в четырех стенах женщине почудилось, будто это вошел сказочный принц. А когда Мхитар еще приблизился, чтобы пожать у нее руку, она чуть не лишилась чувств. Руки он пожимал только женщинам, а дочери мелика, девушке, на сей раз лишь поклонился.