Мхитар Спарапет - [264]

Гоар не заметила, как вошла в зал, как остановилась, не заметила, что стоит уже перед Абдулла пашой и что Горги Младшего повалили на пол.

— Склони голову, ты стоишь перед пашой! — сказал ей в ухо капучи-баши. Голос его вывел Гоар из оцепенения. Она подняла голову и своими огромными лучистыми глазами посмотрела вперед. На лице паши, восседавшего на троне шаха Тахмаза, было написано крайнее удивление. Капучи-баши повторил еще раз свои слова, но Абдулла сделал ему знак рукой и милостиво произнес:

— Пусть прекрасная ханум ведет себя так, как ей угодно.

Гоар положила руку на грудь, чтобы поклониться, но в этот миг взгляд ее упал на голову, что лежала у ног паши.

— Мхитар!.. — жалобно простонала она и повалилась на пол.

Паши растерялись. Капучи-баши кинулся за водой. Но Гоар быстро взяла себя в руки, поднялась, отступила на два шага и, высоко подняв голову, сказала:

— Паша, ты, как я слышала, из великого рода Кёпурлу, чьи храбрейшие мужи сделали немало, чтобы на берегах Босфора сверкал турецкий полумесяц. Я женщина, любящая женщина… Одиннадцать дней я не сходила с седла, чтобы добраться до твоего двора… Я верю, что ты окажешься великодушным и благородным и выполнишь просьбу такой несчастной женщины, как я.

— Позволь мне узнать, кто ты, ханум? — спросил паша.

— Дочь хндзоресского мелика Бархудара. Я из тех армянок, которые денно и нощно молились о продлении жизни, о мощи меча и о величии храбреца, голова которого ныне лежит у твоих ног! Голова эта отрублена рукою изменника.

— Может, ты хотела бы видеть того, кто отрубил голову Мухитар паши, и распорядиться его судьбой? — подняв брови, спросил паша.

— Этим ты оказал бы мне великую милость, паша! — ответила Гоар.

По знаку Абдуллы капучи-баши ввел сотника Миграна и его спутников. Изменники было склонились перед пашой, но, увидев Гоар, окаменели, побледнели и растерялись. Паша из-под нахмуренных бровей посмотрел на убийц.

— Вы знаете эту ханум? — спросил он.

— Она моя родная сестра, — дрожащим голосом ответил Мигран.

— Изменник не имеет ни родных, ни родины! — бросила Гоар.

Паша обратился к заговорщикам:

— Я боролся против Мухитар паши по повелению моего владыки султана. И если бы мне удалось поймать живым этого храброго полководца, я поступил бы с ним жестоко — он был моим врагом. Вы — армяне. Армянам он был владыкой и защитником. И вы убили его. Нет! Вы не можете быть преданными ни одному государю, коли своего государя предали смерти!

Паша помолчал и спустя минуту сурово добавил:

— Для храбрых нет смерти. Кто венчает свою жизнь храбростью, живет столько, сколько луна и солнце. Теперь слушайте. Я обещал достойно вознаградить вас. Вознаграждением для таких, как вы, могло бы быть повешение на тавризских воротах, что я и собирался сделать. Но эта прекрасная ханум хочет сама решить вашу участь, и я отдаю вас на ее суд.

Паша поднял руку. Онемевших, почти потерявших сознание изменников вывели.

По приказанию паши голову Мхитара завернули в шелковую ткань и передали Гоар. Армяне похоронили ее у врат армянской церкви в Тавризе. Когда могила была уже засыпана землей, Гоар, как подбитая птица, распростерла руки, легла на холм и зарыдала. Плакала не только Гоар, плакали воины и персиянки, вышедшие из ближайших домов.

— Прощай, мой Мхитар!.. — поднявшись, сказала Гоар. — С тобою вместе угас факел страны Армянской, зажженный Давид-Беком! Прощай!..

В тот же день, в сопровождении выделенного Абдулла пашой отряда, Гоар и ее люди выехали из Тавриза. Армянские воины вели закованных в цепи изменников.

Спустя три дня они достигли берега Аракса. Показались гребни армянских гор. У Худаферинского моста все спешились. Гоар, подарив туркам по серебряной монете, велела им ехать обратно. И остались они одни с изменниками.

Вздувшийся от вешних вод Аракс глухо рычал.

По приказу Гоар предателей поставили на край моста и повесили им на шею по тяжелому камню.

— Слушайте, презренные! — сказала Гоар. — Я велю сбросить вас в эту неукротимую пучину, чтобы прах ваш не знал успокоения и не был бы предан земле ни здесь и ни в какой другой стране. Пусть проклятие армянского народа ляжет на ваши поганые души. Да устрашит ваша участь любого из армян, кто впредь осмелился бы хоть мысленно изменить своей родине!

Гоар замолкла и отвернулась. Изменников столкнули в бурные воды Аракса.

Река только чуть взбурлила и навсегда поглотила презренных предателей.

Небольшой отряд всадников переехал мост, вступил на родную землю и устремился к синеющим вдали горам…

Куст шиповника пышно цвел на могиле Мхитара. На рассвете его увидел идущий в поле крестьянин.

Он видел цветы и в другие дни.

Это были цветы гор. Каждый день, еще затемно, их приносила сюда Гоар. Она осыпала цветами и слезами своими могилу Мхитара. А потом с высокой башни отцовского замка зорко охраняла ее покой.

На рассвете, где-то на склоне гор, пел свою песню пахарь. Пел и старый гусан. Сидя на могильном холме, он слагал песни о доле крестьянской, о минувших днях и о подвигах ратных.

На рассвете уходили вооруженные люди. С клятвой на устах шли они мимо священной могилы, шли к ущелью Аракса, чтобы сразиться с врагом, вновь вторгшимся на их землю.