Мхитар Спарапет - [263]

Абдулла поспешил исполнить волю султана. Он повелел составить посольство и приготовить богатые дары армянским меликам. В посольство вписали двух купцов и одного священника, из тавризских армян. Для заключения мира с Мхитаром сераскяр решил просить посредничества эчмиадзинского католикоса и уже подчинившегося султану грузинского царя.

От имени султана Абдулла написал Мхитару письмо с предложением мира.

Посольство, перед тем как отправиться в Сюник, представилось сераскяру, чтобы получить последние грамоты.

Уже начали прощаться перед дорогой, когда вдруг влетел капучи-баши и заявил, что из Сюника прибыла группа армян и просит приема. Абдулла приказал тотчас впустить их.

— Может, Мхитар и сам захотел мира? — предположил один из пашей.

— О, это было бы даром провидения! — радостно воскликнул Абдулла. — В таком случае условия мира диктовали бы мы, и уже не турки считались бы стороной, потерпевшей поражение.

Капучи-баши ввел сотника Миграна, а с ним тринадцать других армян. Они остановились у двери и низко поклонились пашам. Мигран достал из хурджина голову Мхитара и кинул ее к ногам Абдулла паши. От удивления сераскяр даже отпрянул назад.

— Чья это голова? — спросил он.

— Верховного властителя армян Мхитара! — ответил предатель.

На мгновение все остолбенели. Паши, выпучив глаза, смотрели на лежавшую на ковре голову. Абдулла сперва онемел, затем его продолговатое лицо расползлось в кровожадной улыбке, он наклонился, взглянул на голову Мхитара.

— Да, друзья мои, это голова невиданного храбреца, причинившего нам так много страданий! — с безудержной радостью воскликнул сераскяр. — Это он! Ликуйте! Вот, наконец-то Сюник у моих ног! О милосердный аллах!

Паши боязливо подошли к голове. Несмотря на страх, каждому хотелось увидеть мертвым лик того, кто так храбро боролся за свою страну и так много раз наносил им жестокие поражения. Абдулла вперился в сотника Миграна. Тот снова поклонился.

— Я выполнил твое желание, паша, — сказал он, — Мхитара больше нет. Нет и его верного соратника мелика Бархудара, нет сына Мхитара — Агарона, Бандур-Закарии и многих других. Войско Мхитара рассеяно. В Сюнике сейчас каждый озабочен только тем, как бы спасти свою голову. Двери нашей страны открыты перед тобой. Войди в Нахичеван, в Агулис и Мегри. Гарнизоны Мхитара поспешно уходят оттуда, страна без хозяина…

— Это очень хорошо… — оторопело пробормотал сераскяр.

Один из европейских советников не без сожаления сказал:

— И зачем только эти армяне стремятся к свободе, коли своими же руками они уничтожают ее, едва завоевав?

Абдулла вскочил, тяжелыми шагами подошел к сотнику Миграну, но, что-то вспомнив, повернулся к послам, готовившимся к отъезду в Сюник, и сказал:

— Разойдитесь. Незачем вам теперь ехать в Сюник. Мухитара нет больше в живых. Армянская земля обезглавлена, вот ее голова — под моими ногами! Мертвая и бессильная. Велика милость аллаха! Срочно сообщите в Стамбул, что Сюник повержен и Мухитара нет…

Он снова посмотрел на сотника Миграна. Несмотря на неожиданную радость, лицо его не предвещало ничего хорошего, и уже сурово сказал:

— Ты оказал мне неоценимую услугу, Мигран юзбаши. И получишь достойное вознаграждение. Клянусь, что оно будет достойным тебя. Эй, капучи-баши, отведи этих знатных армян в баню, а потом одень их в одежды пашей, пусть отдохнут после праведных трудов.

Армянские отступники в сопровождении капучи-баши удалились. Едва за ними захлопнулись тяжелые двери, все весело засмеялись. Громче всех гоготал Кёпурлу Абдулла паша.

Именно в этот час Гоар и ее спутники подъехали к Ереванским воротам Тавриза. Их кони почернели от пота и грязи. Пыль слоем покрыла одежды всадников. Одна из лошадей пала у самых ворот. Какой-то турецкий сипай преградил им путь.

— Мне надо видеть Абдулла пашу, — обратилась к нему Гоар.

Турок от изумления раскрыл рот. С ним разговаривала женщина.

— А зачем тебе паша? — спросил он, с восхищением любуясь ее красотой.

— Я из Сюника! — ответила Гоар. — Будь великодушен, исполни просьбу женщины.

— О, с удовольствием, прекрасная ханум, пожалуй! — льстиво сказал турок и повел армян во дворец шаха Тахмаза. — Утром из ваших мест сюда прибыли и другие всадники, и они тоже спешно хотели видеть сераскяра!

— Паша принял их? — спросила Гоар.

— Они и сейчас во дворце.

Во внутреннем дворе стояли оседланные кони. Воины, толпившиеся возле них, с удивлением смотрели на женщину-всадника. Иные даже приветствовали ее по-военному. Гоар выглядела величественно.

О прибытии армян сообщили капучи-баши. Он явился довольный, с улыбкой на устах. Даже поклонился Гоар и проводил ее в приемную сераскяра. Вместе с Гоар позволили представиться паше только Горги Младшему, предварительно отобрав у него оружие.

Гоар, идя за провожатым, едва сдерживала крик. Когда-то она была гордой, сильной от одной только мысли о том, что есть на свете большое и дорогое сердце, принадлежащее ей, живущее ее любовью, бьющееся только для нее. Теперь нет этого сердца. Его пронзила рука предателя, и отныне в этом мире нет ей никакой радости.

Она вздрогнула, очнулась от тяжелых раздумий и ужаснулась. Где она? До чего дошла? Куда идет? Зачем ей турецкий паша? С ужасом вспоминала обезглавленное тело Мхитара. Боже, ей даже не довелось увидеть его лица.