Мгновенье - целая жизнь - [60]

— Нет.

— Вот видите. А ведь это работа большая, требуется прежде всего изучить местные условия. Надо обязательно привлечь военных специалистов. И эту работу нельзя ни в коем случае откладывать. Я чувствую, я всем своим умом понимаю… вооруженные столкновения возникнут в самое ближайшее время, причем в масштабах, значительно превышающих прежние.

— Мне ото тоже ясно, — сказал Феликс убежденно, — потому-то я и явился сюда, чтобы согласовать наши действия.

— Да, да, нужна координация планов вооруженных действий в отдельных местностях, чтобы подготовить условия для выступлений по возможности в нескольких пунктах одновременно…

Из Петербурга, не останавливаясь в Москве, Кон проехал в Николаев, где у него жили жена и дети. Повидавшись с семьей, поспешил в Одессу, живущую под впечатлением восстания на броненосце «Потемкин». Но восстание матросов было подавлено, а в городе бесчинствовали черносотенные погромщики.

В это время докатилось до Одессы известие о всеобщей политической стачке, и Кон, не теряя ни одного часа, отправляется в Москву. Когда он достиг белокаменной, здесь уже гремели последние залпы вооруженного восстания.

Он легко отыскал дом Плевако на Новинском бульваре, узнал у дворника, в какой квартире проживает господин Шмит Николай Павлович, и поднялся по широкой из литого чугуна лестнице. Дверь открыла миловидная тоненькая женщина, из-за плеча которой на Феликса глянули серые умные глаза молодого человека в синей сатиновой косоворотке.

— Мне нужно Николая Павловича, — сказал Феликс.

— Я — Николай Павлович, — молодой человек шагнул к Феликсу, а тоненькая женщина отступила в глубь квартиры.

— Я к вам от Винтера, — сказал Феликс и сразу заметил, как лицо Николая Павловича мгновенно преобразилось: отчужденно-замкнутое прежде, оно вдруг как-то осветилось, впалые бледные щеки порозовели. Феликс опытным взглядом тут же отметил: здоровьем Николай Павлович похвалиться не может. Улыбка у него приятная, но уж слишком явно получалась она какой-то болезненной. Попади такой человек на каторгу или в крепостной каземат — и конец.

Николай Павлович между тем помог Кону раздеться и пригласил в кабинет, обстановку которого составляли широкий дубовый стол, три дубовых же кресла, шкаф с книгами и диван. Кабинет, как и вся квартира из трех комнат и небольшой гостиной, вызвал у Феликса невольное удивление. Шмит это заметил:

— Да, живу так, как мне велят мои убежденья. Дворец, в котором жил покойный батюшка, я, вступив в наследство, продал, а деньги вложил в дело. Открыл столовую для рабочих, библиотеку с читальным залом…

Феликс с интересом вглядывался в почти юношеское бледное лицо с высоким открытым лбом, с прямым посои, с узким, немного выдающимся вперед подбородком… и все больше проникался симнатией и доверием. Ну а то, что он фабрикант, так это не было неожиданностью. В Сибири Феликс знал немало коммерсантов и золотопромышленников, которые миллионы жертвовали делу освобождения народа: Сафьянов, Сибиряков, Лыткин. Да и в этой же Москве, по слухам, таких немало. Савва Морозов, Савва Мамонтов. А теперь вот — Шмит.

— Просветительство, благотворительность, — проговорил Феликс. — Это хорошо. А вот как насчет продолжительности рабочего дня у вас на фабрике?

— Рабочий день у нас девять часов.

— Почему же не восемь, как этого требуют рабочие по всей империи?

— Промышленники не допустили. Меня на совещание вызвали и чуть живым не съели. Ты, дескать, разоряешь нас! Глядя на тебя, и наши рабочие бунтуют!

— Ну, а вы, Николай Павлович, как им отвечали?

— Я-то? — на лице Шмита снова появилась улыбка. — А я их крыл их же капиталистическими доводами. На укороченном рабочем дне, говорю, с повышенной зарплатой… рабочие лучше, добросовестней работают, продукция лучшего качества, а стало быть, и прибыль несравнимо выше!

— Вняли?

— Где там!

— А прибыль в самом деле выше?

— Конечно.

— И как же вы ею распорядились?

— У меня прибылью распоряжаются рабочие, — просто и тихо сказал Шмит.

— Каким же это образом?

— А без всякой выдумки. Проходит месяц — собираются доверенные лица рабочих на совещание, на котором бухгалтерия докладывает о финансовом состоянии Совещание решает, что из прибыли внести на расширение производства, что на улучшение быта рабочих, а что передать…

— В партийную кассу, — подсказал Феликс.

— Совершенно верно. Да вы что, давно не были в белокаменной, что ли, что все расспрашиваете?

— Давно, Николай Павлович. Девятнадцать лет. Да и тогда-то я был здесь впервые, проездом из Варшавы, в Бутырках сидел, дожидаясь отправки на Кару.

— Позвольте! Да уж вы не по делу ли партии «Пролетариат» судились?

— Вот именно.

— Ваша настоящая фамилия?

— Кон.

— Кон! Ну, Феликс Яковлевич! Очень, очень рад с вами познакомиться лично. Много наслышан о вас от товарища Винтера!..

— Да, мы с ним часто встречались в Иркутске, а потом в Красноярске.

— Ну, а сейчас? Сейчас-то вы где же? В Петербурге?

— Нет, я с Украины. А вообще-то больше в Варшаве.

— Варшава у всех нас теперь в сердце! — воскликнул Николай Павлович. — Баррикадные бои в январе, в мае, в июне… восстание в Лодзи… Как все там было?

— Я был все эти дни на баррикадах, Николай Павлович, и расскажу обо всем, что вас интересует.