Мгла - [56]

Но ведь он же не обидел кого-то просто так. Они ведь шлюхи и без сомнения их надо было поставить на место. Откуда же это душащее отвращение? Не надо было их звать. Или просто уйти потом с Сергеем. Но он знал, что если б это повторилось, он опять бы не ушел. Не такой он человек, чтобы отпустить бабу ни с чем.

Единственным спасением была Ольга. Она была бастионом, осажденным шлюхами-кошками с червями вместо глаз. Только здесь он дышал горным воздухом и видел над собой чистое небо. Он был уверен, что как только сделает ее своей, ему больше никто не будет нужен.

Он приехал к ней в четверг утром. Она открыла дверь и смотрела на него совершенно детскими, распахнутыми настежь глазами. Она была в белой майке и домашних брюках. Темно-каштановые волосы омывали ее высокий лоб как волны с двух берегов. В эту минуту ее омытое утренней свежестью лицо казалось лицом ребенка, она бы вся казалась ребенком, если бы не кружева лифчика, проступившие через мягкую ткань майки, и если бы не мучительно женственные бедра в облегающих брюках.

— Проходи, — она открыла дверь в свою комнату.

С кухни доносились голоса родителей, из комнаты — бабушкин храп. Она закрыла за ним дверь. Он стал посреди комнаты, сияя от радости, впился в нее голубыми глазами-присосками.

— Оль, родители не будут беспокоиться, с кем ты закрылась в комнате?

— Не особо. Они знают, что я не закрылась, а просто прикрыла дверь. И потом, они немного в курсе о тебе. От бабушки.

Он поднял бровь и улыбнулся, но было не самое подходящее время развивать эту тему. Он положил на стол конверт.

— У меня хорошие новости, — сказал он.

Она вскинула на него глаза и выпрямилась. Он видел, как неподдельно она рада за него.

— Счета разблокировали.

— Поздравляю! Я очень рада.

— Ольга, меня переполняет чувство благодарности за то, что ты не осталась в стороне в такой непростой для меня момент.

— Не осталась в стороне — это громко сказано.

— Не громко, а как есть.

— Я рада это слышать. Но пятьдесят тысяч вряд ли бы что-то изменили.

— Разве дело в деньгах? Я нашел в тебе друга. Вот что главное. Когда идешь ко дну, люди предпочитают повернуться к тебе спиной. Мало таких, кто готов протянуть руку. Уж я это знаю, поверь.

Он крепко обнял ее, поцеловал, прижал к себе и зажмурился от удовольствия, чувствуя упершиеся в него два упругих холма. Она ответила на его поцелуй и отстранилась.

— Родители дома.

Он загадочно улыбнулся.

— У тебя есть загранпаспорт?

— Есть.

— Отлично! Он срочно нужен.

— Зачем?

— Мы летим на отдых.

— Какой отдых? — она опешила.

— Незабываемый.

— С ума сошел? У меня сессия!

— На праздники. Одиннадцатого ты будешь за партой.

— Куда? Заграницу?

— В Таиланд.

— Ты серьезно?

— Да.

— Это невозможно! — она опустила голову, он понял, что она расстроена тем, что не может принять его предложение.

— В этом нет ничего невозможного.

— Меня не отпустят. Ты еще с родителями не познакомился!

— Познакомимся прямо сейчас. Паспорт давай.

— В Таиланд! Я тебе говорю, меня не отпустят!

— А мы не скажем, куда. Скажем, что едем на выходные в Питер.

Она растерялась, села, не сводя с него глаз.

— Чего ты так смотришь?

— Я должна знать, куда ты меня везешь.

— В Саудовскую Аравию в рабство!

— Прекрати! — она вскочила, подошла к столу и достала загранпаспорт. — Меня не отпустят.

— Пойдем, познакомишь нас.

— Сейчас?

— Я думаю, это самый подходящий момент.

— Мы же не готовились.

— С оркестром и под Мендельсона?

Он взял у нее загранпаспорт, глянул на фотографию и улыбнулся.

— Ольга Геннадиевна Павлова. Ольга Павлова — звучит.

Он спрятал паспорт в карман и взял ее за руку, намереваясь выйти из комнаты. Она испугалась.

— Дай, я хотя бы переоденусь!

— Надеюсь, родители не в пижаме?

— Папа сейчас уже должен уйти, — пробормотала она.

— Превосходно. Бабушка спит, значит, никто не помешает.

— Дай, я хотя бы предупрежу их!

— Я сам их предупрежу! — она хотела вырваться, но он держал ее за руку.

Это претило всем ее правилам. Она должна была наотрез отказаться, но не могла. Он подавил ее волю и способность здраво рассуждать, мягко, обволакивающе накатил на нее своей уверенностью.

Она семенила, чтобы не наступить ему на пятки. Она чувствовала себя как на экзамене, было страшно и некуда было деваться.

Мама сидела за столом с бутербродом в руке, и что-то с набитым ртом говорила папе, который уже стоял, собираясь уходить. Зудину показалось забавным, что они тоже в очках. Они уставились на него, застыв от неожиданности. Он ступил в их небольшую кухню и стал перед ними, держа Ольгу за руку, которая не могла поднять красное от смущения лицо.

— Я извиняюсь, что беспокою вас в столь неподходящий момент, — сказал он, переводя свои голубые глаза с одного на другого. — Но я больше не хочу ждать, когда Ольга наберется смелости, чтобы представить меня своим родителям.

— Что? — пробормотала Ольга, не имевшая духу, чтобы возмутиться против такой вопиющей неправды.

Мама пыталась проглотить кусок, который был у нее во рту. Папа окаменел.

— Меня зовут Роман. Мы с Олей встречаемся, — он посмотрел на нее, но она не могла поднять голову. — Я пригласил Олю на выходные в Питер. Она очень хочет поехать, чтобы немного развеяться от экзаменов, но не может, пока вы не будете знать, с кем отпускаете дочь, — он не спрашивал у них разрешения, а ставил в известность.