Мезонин поэта - [28]

В Москве Толстой впервые пробует сочинять: в декабре 1850 года начинает «повесть из цыганского быта», через год — «Историю вчерашнего дня» и «Четыре эпохи развития». Первая рукопись осталась неоконченной и затем пропала, зато два других замысла нашли воплощение в трилогии «Детство», «Отрочество», «Юность». Потому-то, быть может, Лев Николаевич впоследствии тепло вспоминал квартиру в Сивцевом Вражке и в эпилоге «Войны и мира» даже поселил в ней вышедшего в отставку Николая Ростова.

В конце 50-х — начале 60-х годов Толстой бывал в Москве нечасто, однако всякий раз находил здесь обильную пищу для размышлений. А уж по насыщенности личными встречами его Москва тех лет едва ли уступит Ясной Поляне поздней поры жизни. Из Севастополя он возвратился автором, в котором видели надежду русской литературы и которого сам Тургенев признавал равным себе. «Двадцати шести лет, — отмечал Лев Николаевич в «Исповеди», — я приехал после войны и сошелся с писателями. Меня приняли как своего».

Аксаковы, Островский, Григорович, Хомяков, Фет, у которого на Малой Полянке собиралась вся литературная Москва и устраивались музыкальные вечера, Аполлон Григорьев, Погодин, Щепкин, Садовский, известные журналисты и издатели — таков круг постоянного дружеского общения молодого Толстого в Москве.

«Отдаюсь работе восемь часов в сутки, а остальное время слушаю музыку, где есть хорошая, и ищу хороших людей», — сообщал он дальней родственнице и другу А. А. Толстой.

Пылко увлекающийся и переменчивый, Лев Николаевич, случалось, забывал за работой про сон и пищу, порой же по целым дням не притрагивался к перу. Так, 24 мая 1856 года он с приятелями отправился в сад «Эрмитаж», помещавшийся тогда на Верхнебожедомской улице, вынес оттуда «впечатление тоски невообразимой» и, «не ложась спать, поехал на Воробьевы горы. Купался, пил молоко и спал там в саду…». К вечеру 25 мая Толстой был уже в Покровском-Стрешневе, на даче у своего будущего тестя А. Е. Берса, врача придворного ведомства.

Неудивительно, что памятные московские места во множестве присутствуют на страницах произведений писателя, а адреса его литературных героев — это, по сути, весь город, исхоженный Толстым вдоль и поперек.

Он, несомненно, прекрасно знал Тверской бульвар с домом Иогеля, у «которого были самые веселые балы в Москве», «большой белый дом с огромным садом князя Щербатова» на Девичьем поле, занятый в двенадцатом году штабом маршала Даву, Старую Конюшенную, где у Ахросимовой остановились по приезде в Москву Ростовы и откуда Курагин пытался похитить Наташу, Сокольники — «место поединка между Пьером Безуховым и Долоховым», Арбат, где Пьер собирался убить Наполеона, Ильинку, Моховую, Калужскую, Кудрино, Фили и, конечно, Красную площадь с «незаезженным снегом», кремлевские стены, башни, храмы.

Кремль упоминается Толстым особенно часто еще и потому, что с ним оказалась непосредственно связана судьба самого писателя — в Кремле жили Берсы. В 1862 году Лев Николаевич женился на их дочери и после венчания в дворцовой церкви Рождества богородицы уехал с молодой женой в Ясную Поляну.

Москва, казалось, отодвинулась далеко. Впереди маячили необозримые контуры «Войны и мира».

Работа, семья, хозяйство. Триада эта на много лет становится для Толстого определяющей, сдерживая его душевные метания и сомнения. В Москве он появляется теперь лишь по делам: собрать материалы, переговорить с книгопродавцами, встретиться с художником М. Башиловым, иллюстрировавшим эпопею, наведаться на выставку скота в Зоологическом саду… В 70-е годы краткие наезды Толстого в Москву учащаются. Задуманный роман «Декабристы» требовал свиданий с оставшимися в живых участниками трагических событий на Сенатской площади. По* старевшими, но не сломленными возвращались последние члены тайных обществ из «глубины сибирских руд». П. Н. Свистунов, А. П. Беляев, М. И. Муравьев-Апостол, М. И. Бибиков — с ними беседовал Толстой в Москве.

Неожиданно его целиком захватила история женщины, пошедшей в любви наперекор обычаям и условностям света. История неприметно разрасталась в роман. «Анна Каренина» также печаталась в Москве, и писателю приходилось постоянно бывать в типографиях и у издателей.

Но не только. На заседаниях Московского комитета грамотности он доказывал, основываясь на собственной педагогической практике, преимущества буквенного способа обучения грамоте (который называл «способом народа русского») перед звуковым и, желая продемонстрировать сей метод, ездил в школу при фабрике Ганешина и к этнографу Бессонову, собирался, кроме того, организовать Общество любителей русского народного пения… Не чуждался еще тогда Лев Николаевич и публичных чтений в Обществе любителей российской словесности, действительным членом которого он был избран.

Существовала, однако, иная важная причина, все чаще обращавшая взор Толстого к Москве, — предстояло что-то предпринять для продолжения образования выросших детей. Поэтому после некоторых колебаний решили зимовать всей семьей в Москве.

Дом княгини С. В. Волконской находился «забор о забор» (выражение Толстого) с лучшей московской частной гимназией — Поливаковской — на углу Денежного переулка и Пречистенки. Его-то поначалу Толстые и сняли в 1881 году.