Мезонин поэта - [15]
Таков был заштатный день скудеющей «столицы древней» летом 1832 года, когда сюда впервые приехал Гоголь.
Он ехал в Москву, чувствуя, как уже совсем иная книга, непохожая на «Вечера», вызревает в его мятущейся душе и просятся на бумагу образы, сотрясаемые разящим смехом, от которого почему-то щемит сердце… И давний замысел комедии, так понравившийся Пушкину, постепенно обретает четкие очертания, даже название есть — «Владимир третьей степени». Вот, правда, цензура… Комедия-то про высшее чиновничество да про орден, дающий дворянство.
В Москве же нужные люди: добрейший Сергей Тимофеевич Аксаков, служивший по цензурному ведомству, директор московских театров, знаменитый исторический романист Загоскин, вездесущий брат-историк, издатель и литератор Михайла Петрович Погодин, ну и, конечно, гордость и слава российской сцены — Щепкин.
Заслышав от заставы мерный перезвон сорока сороков, Николай Васильевич, невзирая на начинающуюся простуду, велел проехать через Красную площадь. Только поклонившись Кремлю и окинув взором уличную толчею, он направился в любимую пушкинскую гостиницу — в дом Обера на Тверской.
Первой заботой Гоголя было проверить портфель с рукописями (во втором портфеле умещался почти весь его гардероб). В молодости писатель питал пристрастие к дорогим красивым безделушкам — затейливым вазочкам, брелокам, ярким галстукам. С годами, в особенности после знакомства в Италии с аскетом и подвижником кисти Александром Ивановым, строго ограничил себя во внешнем комфорте, и лишь тонкая золотая цепочка часов поверх темного бархата жилета на поздних изображениях осталась данью былым увлечениям.
Другое дело обувь. Гоголь много ходил пешком, ноги у него часто опухали, и он ценил мягкие удобные сапоги; сам придирчиво выбирал для них кожу, бережно ухаживал за ними и всегда держал в запасе неношеную пару. В этих штиблетах его и похоронили.
Когда Александра Осиповна Смирнова-Россет преподнесла ему однажды изумительный портфель английской работы, Гоголь повертел его в руках и, со вздохом вернув, сказал: «Подарите лучше Жуковскому». Он шутил, что избавляется от собственных слабостей, наделяя ими своих персонажей, и, как никто, умел обставлять героев вещами.
Вспомним затейливую чичиковскую шкатулку, фрак «наваринского дыма», ритуальную примерку новых сапог! А Коробочка, Плюшкин, Хлестаков, Подколесин… Едва ли не первым в русской литературе Гоголь понял значение обиходной вещи для острой психологической характеристики человека, тогда как, скажем, у Жуковского вещь еще по большей части знак памяти.
А сам Гоголь! Отмеченные мемуаристами странные пуховые шляпы Гоголя, его неописуемый зеленый плащ, бабьи капоры и кокошники, в которые он вдруг мог нарядиться, встав с пером за конторку и на разные голоса пробуя вслух реплики героев, — все эти «причуды гения», равно как и нарочитая демонстрация «особых» рецептов приготовления итальянских макарон, гоголь-моголя («Гоголь любит гоголь-моголь», — приговаривал он при этом), «Бенкендорфа», то есть жженки с голубым пламенем под цвет жандармских мундиров, помогали замкнутому, болезненно ранимому художнику мистифицировать не в меру любопытных и побеждать природную робость и застенчивость, обживаясь в актерских личинах возможных персонажей.
Личных вещей Гоголя дошло до нас очень мало. Их и было мало у того, чья жизнь пролетела в пути, на чужих квартирах, вне быта. Тем больше эти вещи значили для него.
Они сопровождали писателя десятилетиями, многое видели, многое помнят. На них печать его вкусов и привычек. Они — свидетели творческих мук и вдохновения Гоголя.
Потертый кожаный портфель. Обкусанное перо. Карманные часы фирмы Буре с выцарапанной на задней крышке надписью: «Гоголь, 1831 г.». Домашняя шапочка. Фарфоровый стаканчик… Простые будничные предметы.
Но сколько волнующих историй связано с ними, сколько имен и судеб!
У Щепкиных садились обедать поздно. Как обычно, собралось человек двадцать пять: свое семейство, воспитанники, пригретые вдовы актеров, гости.
Великого актера покупали и продавали, как вещь: сначала помещица Волькенштейн, потом полтавский генерал-губернатор князь Репнин. На театре он потрясал необычайной правдой и глубиной игры, а по вечерам принужден был надевать лакейскую ливрею и обносить господских гостей дымящимися блюдами, получая иной раз от капризной барыни увесистую оплеуху… Только уже тридцатитрехлетним семейным человеком он был вызволен из крепостной неволи, подобно другому своему великому земляку Тарасу Шевченко.
Однако перенесенные невзгоды и унижения не отразились на природной доброте и сердечности Михаила Семеновича Щепкина, его неподражаемом, чисто украинском юморе. Московские студенты до колик хохотали над потешными щепкинскими рассказами и запросто величали этого тучного, высоколобого человека коллегой, что было ему весьма по сердцу.
…Только он потянулся за любимым своим свекловичным соусом, как в передней появился худощавый молодой человек, совершенно никому не известный. Новый гость медленно снял с плеч летнюю крылатку, поправил перед зеркалом взбитый кок русых волос и, обежав всех лукавыми глазами, громко произнес слова популярной украинской песни:
Летняя жизнь в старом доме, в поселке, кроме прочего, еще и тем счастливо отличается от городского быта, что вокруг — живая жизнь: травы и цветы, живность, что летает, порхает и ползает. И всем приюта хватает.
Хотелось бы найти и в Калаче-на-Дону местечко, где можно высказать без стеснения и страха всё, что накипело, да так, чтобы люди услышали.
На старом грейдере, что ведет к станице Клетской, возле хутора Салтынский, в голой степи на бугре, на развалинах молочной фермы, автор встретил странного человека…
В сборник вошли тексты Игоря Сида, посвященные многообразным и многоуровневым формам взаимодействия человека с географическим пространством, с территорией и ландшафтом: художественные эссе и публицистические очерки 1993–2017 гг., в том числе из авторской рубрики «Геопоэтика» в «Русском журнале», а также исследовательские статьи и некоторые интервью. Часть текстов снабжена иллюстрациями; отдельным разделом дан откомментированный фотоальбом, представляющий самые разные срезы геопоэтической проблематики. Поэт, эссеист, исследователь, путешественник Игорь Сид — знаковая фигура в области геопоэтики, инициатор в ней научного и прикладного направлений и модератор диалога между направлениями — литературно-художественным, прикладным (проективным), научным, а также между ними и геополитикой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Друзья отвезли рассказчика в Нормандию, в старинный город Онфлер, в гости к поэту и прозаику Грегуару Бренену, которого в Нормандии все зовут «Воробей» — по заглавию автобиографического романа.
Молодой московский прозаик Илья Митрофанов умеет точно и зримо передать жизнь в слове. Уже одно это — свидетельство его одаренности. Располагает к себе и знание жизни, способность не только наблюдать и изображать, но и размышлять над теми ее, подчас весьма нелегкими задачами, которые ставит она перед вступающим в самостоятельную рабочую жизнь героем. Молодой писатель по рождению южанин. Оттого, наверное, в повести его есть и свойственная южной прозе пластичность слова, и своеобразие разговора героев, и напряжение чувств.
В небольшом английском провинциальном городке во время празднования традиционного дня Гая Фокса убивают местного эсквайра. Как устанавливают прибывшие для расследования детективы из Скотленд-Ярда, преступление совершено подростками. Виновных арестовывают и предают суду. Итак, совершено еще одно из тех обыкновенных убийств, каких немало происходит ежедневно. Джулиан Саймонз далек от того, чтобы обличать действительность современной Англии. Его взгляд на жизнь характерен для нынешнего западного писателя.
Степан Залевский родился в 1948 году в селе Калиновка Кокчетавской области. Прежде чем поступить в Литинститут и закончить его, он сменил не одну рабочую профессию. Трудился и трактористом на целине, и слесарем на «Уралмаше», и токарем в Москве. На Дальнем Востоке служил в армии. Познание жизни в разных уголках нашей страны, познание себя в ней и окружающих люден — все это находит отражение в его прозе. Рассказы Степана Залевского, радующие своеобразной живостью и свежей образностью, публиковались в «Литературной России», «Урале», «Москве» и были отмечены критикой. «На легких ветрах» — первая повесть Степана Залевского. Написана повесть живо и увлекательно.
Алексей Логунов родился в деревне Черемухово Тульской области, недалеко от Куликова поля. Как и многие его сверстники — подростки послевоенных лет, — вступил в родном колхозе на первую свою трудовую тропинку. После учебы в школе ФЗО по профессии каменщика его рабочая биография началась на городских и сельских стройках. Затем работал в газетах и на телевидении. Именно эти годы явились основой его творческого мужания. В авторском активе Алексея Логунова — стихи, рассказы, а сейчас уже и повести. Но проза взяла верх над его стихами, читаешь ее, и угадывается в ней поэт, Видишь в этой прозе картины родной природы с нетерпеливыми ручьями и реками, с притихшими после прошумевших над тульской землей военных гроз лесами и перелесками, тальниковыми балками и неоглядными, до самого окоема полями… А в центре величавой картины срединной России стоит человек-труженик, человек-хозяин, человек — защитник этой земли. Куликово поле, люди, живущие на нем, — главная тема произведений А. Логунова.