Международный человек - [18]
Да-да, возможно, это безразличие компрометировало Фабиана больше всего. Хотя путь, который выбрали молодые, был ограниченным, а их мировоззрение узким, но все же они знали, что делать и чего хотеть. Они были преданы своему делу, они были едины, они были внутри.
Фабиан не был внутри. Он явно стоял в стороне. Он не мог отождествить себя со своей ролью, не мог принять близко к сердцу свою работу и ее объект. Это не казалось ему основой его жизни, альфой и омегой. Это не заставляло его ни слишком радоваться, ни слишком огорчаться — как молодых. Он не болел их проблемами и не праздновал их победы.
В этом-то и состоял его грех, и Фабиан, конечно же, знал, каковы будут последствия. Конкурентов могут ненавидеть, но в конечном счете к ним относятся более терпимо, чем к тем, кто безучастен. Потому что тот, кто отстраняется, невольно делает смехотворной деятельность тех других, которые воспринимают ее очень серьезно.
Да-да, подсознательно это сильно задевало молодых. Потому что Фабиан всем своим существом давал понять, что то, к чему они стремятся, на самом деле ничего не стоит и никакая это не вершина.
Размышление о внутренней жизни шефа
Фабиан с самого начала размышлял о том, осознавал ли шеф обстановку в их канцелярии или нет? Некоторые наблюдения давали повод предполагать, что он так же далек от практической жизни, как марсианин. Неужели он витал в облаках?
Фабиан не мог в это поверить. Прежде всего было против всякой логики, что человек с таким острым аналитическим умом, как шеф, не дает себе отчета, где он живет. Он должен был знать, что в нынешнее смутное время, когда законов было мало и никто не мог контролировать их исполнение, не говоря уже о совести и этичности, — в такой ситуации было чрезвычайно трудно действовать. Тем более что технический уровень know-how даже в правительственной системе отставал от прочего мира лет на двадцать и телефакс кое-где считался предметом роскоши.
Не означало ли это, что шеф только делает вид, что не понимает? Потому что не хочет понимать? Отношения, царящие вокруг него, не нравились ему, и он отказывался их принимать.
Если не вижу и не слышу, то этого не существует.
Такой возможности Фабиан полностью не исключал. Но ему казалось, что это все-таки не главное, что за позицией шефа кроется определенный метод. Отрицание действительности было лишь видимой частью айсберга. Шеф сознательно требовал невозможного, надеясь таким образом достичь максимально возможного результата. По принципу — требуй невозможного, получишь возможное. Шеф требовал, чтобы они вели себя так, будто Эстония ничем не отличается от цивилизованного мира. Шеф, казалось, вообразил, что его сотрудники имеют такую же подготовку и такую же культурную базу, как и он сам, что они так же образованны, так же начитанны и так же хорошо танцуют, как их коллеги в какой-нибудь культурной стране. То есть что они образцово ориентируются в сфере, в которой им надлежит действовать, знают правила игры и вообще в курсе всего, что приобретается в лучших университетах на соответствующих факультетах. И что в его подчиненных каким-то необъяснимым образом сочетаются западный лоск и обтекаемость и неиспорченность и свежесть восприятия крестьян из развивающихся стран.
Он игнорировал тот факт, что они были дилетантами и неумехами, несмотря на добрые намерения. Он должен был знать, что, за исключением горстки зарубежных эстонцев и нескольких молодых, три месяца обучавшихся на каких-нибудь курсах на Среднем Западе, да нескольких бывших московских приспешников, ни у кого не было образования по специальности и только у пяти или шести человек, работавших под прежней властью, были навыки управления.
Но он не хотел этого знать. Иначе зачем он отдавал распоряжения, которые сначала заставляли его подчиненных смеяться, потом отчаиваться и рвать на себе волосы? Да, но сам он делал при этом невинное лицо: “Дорогие мои, такое распоряжение звучало бы нормально даже в Центральной Африке”. И в каком-то смысле он был прав.
Взять хотя бы эти самые полторы тысячи долларов. Попробуй-ка кто-нибудь в другой стране кому-нибудь объяснить, что достать их на следующий день дело совершенно невозможное!
Были этот метод и эта позиция чем-то сознательным или интуитивным, этого Фабиан не мог сказать. Да это и не важно — главное результат.
В конечном счете Фабиан должен был признать, что “метод” шефа работает.
Его сотрудники ругались, отчаивались, проклинали шефа на чем свет стоит, но о чудо! Справлялись с такими делами, чему сами удивлялись. Кто знает, что произошло бы, если бы шеф давал им задания, исходя из реальности? Весьма вероятно, что тогда эти задания исполнялись бы в лучшем случае наполовину и вместо работы в их канцелярии царила бы приятная бодрая суета, как и всюду, и старый мир уходил бы от них все дальше и дальше.
Может быть, шеф надеялся, что, поступая так, он быстрее приблизит новый мир?
Фабиан не сомневался, что Коэрапуу соберет эти полторы тысячи долларов к завтрашнему дню. Уж он наколдует. Чтобы шеф не уехал, такого еще не бывало.
Мировая Схема
Шеф и Фабиану отдавал распоряжения, которые заставляли чесать затылок. Например, уже во время их второй встречи он объявил, что отдел Фабиана должен как можно скорее включиться в Мировую Схему. Именно так он и сказал: “В Мировую Схему”. Он произнес это, сложив трубочкой губы, изящно артикулируя, с эмпатией. Станцевал гавот, закончив его эффектным антраша, в прыжке скрестив несколько раз ноги в воздухе.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».