Между вулканами и партизанами: Никарагуанский пейзаж - [13]

После женитьбы в 1919 году Анастасио быстро прокутил приданое жены и вновь занялся подделкой денег. Но вновь попался. От тюрьмы его спасло только вмешательство высокопоставленных родственников жены.

Некоторое время Анастасио занимался преимущественно бейсболом и футболом. Подружившись на бейсбольном поле с янки, он устроился в Фонд Рокфеллера. Использовав свои связи в Фонде, с одной стороны, и родственников жены – с другой, в 1926 году Анастасио Сомоса получил синекуру: пост “политического начальника” города Леон.

В 1927 году Анастасио внезапно стал генералом. Это – настоящий анекдот. В городке Сан-Маркос либералы (к которым традиционно принадлежали Дебайле – родственники жены) подняли восстание. В рядах восставших оказался и Сомоса – поддержал родню. Правда, небескорыстно – его назначили “командующим южным флангом” и положили оклад в 700 кордоб. Правительственные войска окружили восставших на высоте близ города Хинотега. После первых же выстрелов Сомоса пустился бежать. Бежал он быстро и долго и остановился уже около столицы. А остановившись, тут же сдался правительственным войскам. При этом, понятно, отчитался по полной форме: так, мол, и так, я, Анастасио Сомоса Гарсия, политический начальник города Леон, командующий южным флангом повстанцев, перехожу на сторону законного правительства. На радостях Сомосе сразу же присвоили генерала. (Везет же некоторым! У нас вот Дима Якубовский так генерала и не получил!)

Вскоре “генерал” Сомоса познакомился с генералом Монкадой. Монкаде нужен был переводчик для общения с янки. Сомоса напросился на эту роль. Язык он действительно знал, хотя знание это было специфическим. Известный американский журналист Уильям Крем, хорошо знавший Сомосу, писал так: “По-английски Сомоса говорит бегло, но с фантастическим количеством ошибок и на том особом жаргоне, каким пользуются гангстеры американо-итальянского происхождения”.

Скоро Сомоса вырос из переводчика в секретаря генерала Монкады.

Пока в Никарагуа действовали “маринерз”, “национальная гвардия” использовалась в качестве вспомогательной силы. Она не только была сформирована и обучена американцами, но и возглавлялась янки, а все офицерские должности в ней занимали “гринго”. Но перед уходом из Никарагуа американцы стали заменять офицеров из США надежными и проверенными никарагуанцами. И тут судьба еще раз улыбнулась Сомосе. “Гринго” решили сделать его командующим “национальной гвардией”. Сомоса внезапно оказался во главе самой крупной в Никарагуа военной силы.

С 1936 года, когда диктатор Сомоса стал де-юре президентом страны, он принялся перекраивать жизнь в Никарагуа на свой лад.

В стране еще оставалось много недовольных. Их ждали аресты и расстрелы. Сомоса выделил в центре Манагуа, на холме Тискапа, “закрытый район”, отрезанный от остального города широким красивым бульваром. Этот бульвар охраняли как военный объект – проникнуть внутрь через бесчисленные патрули можно было только по спецпропускам.

Внутри бульвара, на холме Тискапа расположились президентский дворец, главное полицейское управление, военная академия с казармами, центральное управление и казармы “национальной гвардии”. Позже там были построены подземная тюрьма и подземная штаб-квартира Сомосы, именовавшаяся в народе “бункером”.

А пока Сомоса переделал в тюрьму восточное крыло президентского дворца. Все камеры в этой тюрьме были сделаны в форме гроба, поставленного на попа: в этих склепах без воздуха и света можно было только стоять. По ночам с холма доносились крики пытаемых. По столице ходили слухи, что Анастасио Сомоса – садист, лично истязающий и убивающий арестованных. Иностранные дипломаты добросовестно передавали эти слухи своим правительствам в специальных донесениях.

Скоро с холма стали доноситься и крики диких зверей: Сомоса разместил в восточном крыле вдобавок к тюрьме личный зверинец. В зверинец он подобрал исключительно хищников – и кормил их мясом своих жертв. Львов для зверинца Сомоса закупил в Южной Африке, тигров – в Индии, гиен – в Эритрее, горных волков – в Чили. Для крокодилов и анаконды во дворце вырыли специальные бассейны.

В Никарагуа стали бесследно пропадать люди – и даже иностранцы. Жесточайшая цензура окончательно задушила и без того не ахти какую культуру. За хранение “не тех” стихотворений Рубена Дарио могли расстрелять или скормить обитателям президентского зверинца. Одновременно существовала правительственная “Премия Рубена Дарио”, присуждавшаяся лучшему национальному поэту. Но почему-то из года в год эту премию получали только те, кто сочинял стихи, прославлявшие лично Сомосу.

Вообще, культуру генерал Анастасио Сомоса терпел только такую, какая была доступна и понятна его уголовному уму. Хуже всего пришлось художникам. Сомоса, со времен своей фальшивомонетной юности, проникся глубоким уважением к людям, способным похоже нарисовать то, что они видят. Даже Гитлера Сомоса особенно зауважал, когда увидел в каком-то журнале акварель фюрера – вполне реалистическую. На этой почве все модернисты и абстракционисты преследовались. А уж когда Сомоса узнал, что кубист Пикассо – коммунист... Так Никарагуа осталась без художников.