Между Севером и Югом - [37]

— Спасибо, братец, — вяло отозвалась девушка, нехотя подставляя щеку для поцелуя.

— Желаю тебе почаще получать такие подарки, как сегодня, — ехидно улыбаясь, продолжал Сидней.

— А, так ты уже все знаешь? Успел побывать у отца и позавидовал?

— Присаживайся, — миролюбиво предложил Джордж, опасаясь семейного скандала.

— Нет, спасибо, — покачал головой Сидней, — вы заняли место слишком далеко от сцены. А сегодня обещали классный стриптиз в исполнении какой-то экзотической красотки.

— Так вот зачем ты сюда пришел! — казалось, даже обрадовалась сестра. — А этот увядший букет ты наверняка купил у швейцара, который перепродает цветы, подаренные местным стриптизершам!

— В другое время я бы с тобой поспорил, но сегодня ты — именинница, — снисходительно заметил брат. — Поэтому я не стану реагировать на твои совершенно беспочвенные обвинения, а просто пожелаю тебе удачи… — тут он скосил глаза на Джорджа, — в личной жизни и немедленно удалюсь. Пока, сестренка! — И Сидней, беззаботно помахав рукой, начал пробираться к эстраде.

— Видишь, какой пошляк, — проследив за ним взглядом и немного успокоившись, сказала Синтия.

— Но совсем недавно ты хотела его найти во что бы то ни стало, — напомнил Джордж. — Интересно бы узнать зачем?

— Неужели ты полагаешь, что это из-за него я пришла в ваше агентство?

Джордж пожал плечами.

— А разве была другая причина?

— Не будь идиотом! — вспыхнула Синтия. — Сам ты так и не удосужился позвонить, а мне ужасно хотелось… тебя увидеть. Вот я и воспользовалась первым попавшимся предлогом, тем более что мой брат может пропадать Бог знает где месяцами и его поиски могли продолжаться бесконечно долго.

— Значит, я поторопился его найти?

— Конечно! Между прочим, после того как ты его привел и приковал наручниками к батарее, я его тут же отцепила, и он снова удрал.

Боже! — выслушав это сердитое полупризнание в любви, поразился Джордж. Они с Найджелом, Сейраваном и Долорес провернули столь блестящую операцию по освобождению заложника, что ею мог бы гордиться любой спецназ, а поводом для всего этого послужило всего лишь желание Синтии встретиться с ним, Джорджем!

Впрочем, каким бы ни был повод, слаженной и блестящей работой их команды можно было только гордиться!..

— О чем ты думаешь? — спросила Синтия, прерывая его размышления.

— О том, как ты хорошеешь, когда сердишься.

— А когда дурнею? Когда начинаю ласкаться, что ли?

— Еще не знаю, — засмеялся Джордж, — но очень надеюсь, что это не так.

Тем временем заиграла громкая музыка и на эстраде стало происходить нечто интересное.

Изюминкой в оформлении интерьеров клуба были копии полотен Пьетро Лонги, изображающие дам и господ, современников самого знаменитого венецианца, в полумасках, большие венецианские зеркала в золоченых рамах и самая настоящая гондола, стоящая перед сценой и периодически служащая своеобразным подиумом для приглашенных звезд. В ней одиноко сидела восковая фигура того, чье имя и носил клуб, — Джованни Джакомо Казановы.

Однако не это привлекло внимание Джорджа, а особа, которая в данный момент запрыгнула в гондолу и, сорвав шляпу с головы восковой куклы, помахала ею залу, вызвав этим восторженный рев зрителей. Это была задорная, эффектная, ярко накрашенная брюнетка с пышным загорелым бюстом и в коротком наряде, открывающем длинные красивые ноги.

Долорес?!

Джордж не мог поверить своим глазам.

Тем временем представление началось. Вернув Казанове шляпу, Долорес возвратилась на сцену и стала танцевать. Она была одета примерно так же, как и тогда, когда Джордж впервые увидел ее на сцене аргентинского кабаре: короткая юбка, красный, расшитый золотыми шнурами ментик, надетый поверх черного бюстгальтера, и лаковые сапожки на высоком каблуке.

Впрочем, и ментик, и юбка не долго продержались на роскошном теле аргентинки, полетев в толпу беснующихся от восторга мужчин, моментально облепивших эстраду и не отрывающих от Долорес жадных глаз.

А дальше началось то, от чего Джордж все больше свирепел, скрипя зубами и стискивая кулаки. Заметив его состояние, Синтия не стала отвлекать его разговорами и тихонько сидела на своем стуле, изредка поглядывая на сцену.

Долорес же резвилась вовсю, подобно живому пульверизатору разбрызгивая вокруг себя мощные, хотя и невидимые флюиды сексапильности. Как завораживающе отбрасывала она назад гриву иссиня-черных волос, сладострастной тигрицей подбиралась к зрителям на четвереньках, как призывно изгибалась под ритмичную музыку!

Один лишь Джордж не разделял восторгов зрителей. Прежде всего потому, что это была его возлюбленная, вздумавшая выставлять напоказ прелести, созерцание которых он считал лишь своей привилегией. Особенно раздражающим показалось ему то, что наибольшую активность среди зрителей проявлял не кто иной, как Сидней Блоссом. Брат Синтии, по мнению наблюдавшего за ним Джорджа, просто обнаглел, когда в конце представления засунул стодолларовую купюру за тоненькую полоску черных трусиков Долорес, получив за это от нее воздушный поцелуй.

Мучениям молодого человека пришел конец лишь тогда, когда Долорес раскланялась и под бурные аплодисменты скрылась за кулисами.