Между сердцем и мечтой - [5]

— Дитя мое, — позвал меня граф, и я поспешила сесть в карету и выкинуть из головы все досужие домыслы. Я ехала домой!

Тальма, сиявшая, как начищенный золотой, устроилась рядом с кучером. Мой багаж уже давно был в карете, и во дворце нас ничего не задерживало. Карета выехала за ворота, и я окончательно переключилась на виды столицы, ничем меня не удивившие. За прошедшее лето ничего не переменилось.

А вскоре показалось и предместье. Мы выехали за город, и всякие страдания покинули меня, потому что мы приближались к загородному особняку баронов Тенерис. Дядюшка, пересевший вслед за мной после моего признания о том, что мне не хватает государя, взял меня за руку и успокаивающе пожал ее.

— Вы почти дома, — сказал его сиятельство.

— Даже не верится, — улыбнулась я.

— Стоит посмотреть налево и поверить придется, — улыбнулся в ответ дядюшка. — Мы уже подъезжаем к воротам.

Карета и вправду приблизилась к высоким решетчатым воротам, украшенным вензелем «ТД» — Тенерис-Доло, который венчала баронская корона. Ворота распахнулись, и я припала к окну, с жадностью рассматривая знакомые с детства виды.

— Придвиньтесь ближе, — велел дядюшка. Машинально послушавшись, я придвинулась к окошку. — Еще немного.

Я вновь послушалась, и мой нос расплющился о стекло, и на нем появилось мутное облачко. Осознав всю несуразность своего вида, я порывисто обернулась и с возмущением воззрилась на его сиятельство. Граф весело рассмеялся, но увидев мое негодование, вскинул руки и воскликнул:

— Простите, Шанни! Но в своей непосредственности вы напомнили любопытного ребенка, узревшего нечто невероятное. Я не удержался и довел иллюзию до совершенства.

— Премного благодарна, ваше сиятельство, — едко ответила я, и он снова рассмеялся. Ну как мало дитя, право слово. Даром, что граф и глава рода, да еще и в почтенных летах.

Впрочем, выходка дядюшки не испортила моего настроения. Из кареты я выбиралась с замиранием сердца и совершенно неприличным нетерпением. Пожалуй, его сиятельство был прав, сравнив меня с ребенком. Я скосила на него глаза и усмирила свой порыв бежать к дому, раскинув руки. Граф хмыкнул, предложил мне руку, и в особняк мы входили уже степенно.

Прислуга успела оповестить хозяев, и наверху послышались торопливые шаги, а спустя мгновение и голос матушки, еще даже не показавшейся нам:

— Боги! Мое милое, мое дорогое, мое обожаемое дитя! Наконец-то вы изволили вспомнить о ваших несчастных родителях! Наконец-то ваше сердце сжалилось и привело вас домой! Моя маленькая девочка!

— Теперь-то я уж точно знаю, кто наделил вас неудержимым нравом, — шепнул мне дядюшка. — Зря я грешил на нашу бабушку.

— О-о, — с восторженным подвыванием старшая баронесса Тенерис-Доло объявилась пред наши очи. Она на миг замерла на верхней ступеньке последнего лестничного пролета, заломила руки, а после простерла их и кинулась вниз, живо напомнив мне какого-нибудь коршуна, летящего на бедного цыпленка. — Мое дитя! — воскликнула матушка, прижав меня к сердцу. — Доброго дня, ваше сиятельство, — между делом поздоровалась ее милость с главой рода своего супруга.

— И вам доброго дня, Элиен, — невозмутимо ответил граф с легким поклоном.

Но матушка уже не слушала. Она отстранилась, так и не выпустив меня из рук, затем развернула к себе спиной, опять повернула лицом и горестно воскликнула:

— Что они с вами сделали, дитя мое?

— Что? — дружно полюбопытствовали мы с дядюшкой.

— Они сделали вас взрослой! — воскликнула совершенно непоследовательная баронесса. Помнится, она требовала от меня взросления, теперь же была им возмущена.

— Упрек весьма странный, — заметил граф.

— Ах, ваше сиятельство, — отмахнулась моя родительница, — простите меня, но я безумно скучала по своему ребенку, по моей маленькой девочке, а теперь, после долгой разлуки, я обнаружила, что она и вправду повзрослела. Это печально и восхитительно в равных долях, — и она снова прижала меня к себе.

И пока мы с матушкой обнимались, дядюшка промычал нечто невразумительное себе под нос и отошел от нас. Заложив за спину руки, он прошелся по холлу и спросил:

— Где же мой братец? Его нет дома?

— Он дома, ваше сиятельство, — послышался голос отца, и я вынырнула из объятий родительницы, впрочем, была быстро возвращена обратно и перестала вырываться.

Барон Тенерис приблизился к графу, они пожали руки, и батюшка развернулся ко мне.

— Уступите мне дочь, дорогая, — велел он матушке, и меня, наконец, отпустили с явной неохотой.

Отец был более сдержан, однако глаза его светились затаенной радостью и теплотой. Это было приятно. Он взял меня за плечи, притянул к себе и поцеловал в щеку, как маленькую, а не в лоб согласно этикету. И это умилило меня до той степени, что я порывисто прижалась к родителю и шепнула:

— Ах, батюшка…

— Ну, полноте, ваша милость, — с улыбкой ответил барон Тенерис. — Позволительны ли фрейлине ее светлости подобные дурачества?

— Наша малышка Шанни — любимица Двора, ей позволено многое, — произнес дядюшка, и родители посмотрели на него. — Вы изумлены? А между тем это так. Шанриз даже смогла стать законодательницей моды, — широко улыбнулся граф, явно вспомнив любовь дам к выгулу книг.