Между плахой и секирой - [12]

Оглянувшись на подружку, Лилечка тоже поборола стыд и, стянув мокрое платье, принялась с помощью Цыпфа выкручивать его. При этом она беспричинно улыбалась налево и направо. На девушку сейчас было любо-дорого глянуть: щеки разрумянились, глаза сияют, высокая грудь вздымается как бы в предчувствии счастья, пышные формы вовсе не портят фигуры, а, наоборот, придают ей особую пикантность. Не то это бдолах продолжал действовать, не то она внезапно влюбилась.

Последнее предположение косвенно подтвердилось, когда Лилечка в сопровождении Левы отправилась в чащу кустарника, дабы развесить там для просушки свою одежду.

Многозначительно глядя им вслед, Верка сказала:

— Какой же рай без Адама и Евы!

— Подожди, вот скоро змей поганый приползет, — мрачно предрек Зяблик, расстроенный отказом зажигалки.

— Сплюнь через левое плечо.

Лева и Лилечка тем временем выбирали куст, наиболее удобный для такого ответственного дела, как просушка платья. Эти поиски постепенно уводили их все дальше и дальше от реки.

— Спасибо тебе, — вдруг сказала Лилечка.

— За что? — Лева остановился, словно к месту прирос.

— Ведь ты же спас меня!

— Разве? — в голосе Левы звучало опасливое удивление.

— А то нет! Ты же мне свой воздух отдал.

— Я сам испугался тогда, — честно признался Лева. — Если бы ты захлебнулась, я бы тоже спасаться не стал. Не знаю даже, как это получилось… Я не нарочно… Я только поцеловать тебя хотел… На прощание… Воздух перетек сам собой. По принципу сообщающихся сосудов. — Он опустил глаза.

— Ты бы хоть раз соврал, — вздохнула Лилечка. — А впрочем, какая разница… Главное, что мы живы. Но я как порядочная девушка просто обязана вернуть тебе поцелуй.

— Прощальный?

— Ну почему же! Пусть он будет… как бы это лучше сказать… обещающим, что ли…

— Залогом будущих встреч? — просиял Лева.

— Вот-вот! Господи, откуда ты только слова такие знаешь.

— Тогда я согласен… Давай, возвращай! — Лева быстро снял очки и пригладил растрепавшиеся после купания волосы.

— Что значит — давай? — возмутилась Лилечка. — Так с девушками не разговаривают. Ну-ка вспомни что-нибудь соответствующее моменту.

— Сейчас… э-э-э… — Лева опять нацепил очки, в которых ему всегда лучше думалось. — Даруй поцелуй мне, принцесса.

И пусть я от счастья умру, волшебное это мгновение жизнь скрасит в загробном миру…

— Все-все-все! Молодец! — Лилечка захлопала в ладоши. — Только про загробный мир больше не надо… Ты это сам придумал?

— Нет. Стихи принадлежат одному малоизвестному кастильскому менестрелю. Но перевод мой.

— Ах, жалко, я ничего такого наизусть не знаю, — опечалилась Лилечка.

— Тебе это и не нужно… Воспевать страстную любовь — дело мужчин. А женское дело — страстно любить.

— Ага! Хочешь сказать, что курицам не положено кукарекать? — возразила скорая на обиду Лилечка.

— Ты, кажется, забыла, о чем у нас шел разговор, — набравшись смелости, напомнил Лева.

— А ведь верно. — Лилечка озадаченно умолкла. — Ты сам все время меня сбиваешь. Так нельзя.

— Больше не буду. — Лева нервно откашлялся и, чуть приоткрыв рот, наклонился к Лилечке.

— А ты хоть раз целовался, певец страстной любви? — хихикнула Лилечка.

— Целовался, — кивнул Лева.

— С кем это, интересно? — Лилечка подбоченилась. — А ну, отвечай!

— С тобой. На дне реки. Ты разве забыла?

— Это меняет дело, — обреченно вздохнула она. — Ладно уж… Только губы-то не поджимай, не укушу.

После первого поцелуя Лева почувствовал себя так, словно его укачало на карусели. Чтобы не упасть, он вцепился в Лилечку, и они вместе сели под куст, на котором наподобие флага победы полоскалось ее платье, кстати, уже почти сухое.

— Ну что, понравилось? — спросила Лилечка шепотом, словно боялась, что их могут подслушать. — Еще?

— Еще! — простонал Лева, чувствуя, как его покидает не только обычная рассудительность, но и разум вообще.

— Ах какой ты хитрый… Но что уж тут поделаешь, раз начали… Только не надо меня руками лапать.

С запоздалым стыдом Лева убедился, что его руки находятся совсем не там, где полагается быть рукам воспитанного человека — правая на чашечке Лилечкиного лифчика, левая на ее округлом и гладком бедре.

Он попробовал было целоваться без рук, но не выходило. Прежней близости не хватало, что ли. Пришлось обхватить девушку за плечи. Впрочем, она сама, целуясь, обняла Леву за шею и даже запустила пальцы в его шевелюру.

Невинная забава, начатая нашей парочкой под кустом, похоже, затягивалась, и Лилечка устроилась поудобнее, да так, что куда бы Лева теперь не тыкался губами, попадал только в ее лицо или шею.

На лифчике что-то само собой отлетело (Лева себе такую вольность никогда бы не позволил), и бретельки сползли с плеч девушки. Она попыталась было что-то возразить, но сумела выдавить только нечленораздельное мычание — в этот момент ее язык находился в Левкином рту.

Пространство для ласк сразу увеличилось — даже неискушенный в любовных утехах Лева догадался, как можно с приятностью использовать два эти сокровища, буквально свалившиеся ему в руки. Но прежде, чем припасть ртом к ее соскам — таким же алым, как и губы, — Лева, не лишенный дара эстетического восприятия, успел отметить, что за долгие годы эволюции природа не сумела создать ничего более гармоничного по форме, чем молодые женские груди.