Между нот - [7]
– О, замечательно. Я могу лично извиниться.
Папа выскочил и направился к их машине. Вся эта неловкая сцена была видна в боковом зеркале со стороны водителя.
– Извините, парни, – сказал папа, звуча как один из тех раздражающе толковых и веселых отцов в ситкомах шестидесятых годов. – Труднее управлять этой штуковиной, чем я полагал.
Он жестом указал на грузовик, и я нырнула ниже. В тот момент я практически была на полу, так что они меня не заметили.
Они о чем-то бормотали между собой так, что я не смогла ничего разобрать, а затем скрипнула входная дверь.
– Лазо, мальчик мой! – прокричал кто-то.
– Джентльмены, – ответил голос, который, как я предположила, принадлежал Лазо. И «определенно-не-джентльмены» засмеялись.
Бормотание продолжилось. Тогда папа вернулся, открывая дверь грузовика.
– Идешь? Поздороваешься с юношами?
– Нет, – я покачала головой. – Ни за что.
– Айви, пожалуйста.
Снова помотала головой, и папа вздохнул, закрыл дверь грузовика и пошел к крыльцу. Я услышала женский голос, и дверь в дом закрылась.
Потом смех. Вопли.
– Извините, парни, – кто-то подражал моему отцу низким голосом. Еще больше смеха. Затем: «Заткнись, кретин», «Мне нужно покурить», и «Нам заплатят за то, что мы носим мебель этого придурка, или нет?»
Я натянула капюшон толстовки и прижала к ушам. Когда папа вернется в грузовик, скажу ему, чтобы он попросил их уйти. Я лучше сама отнесу каждую коробку вверх на три лестничных пролета, чем позволю кому-нибудь из них ступить хоть ногой в нашу квартиру.
Неожиданно, пассажирская дверь распахнулась, и я чуть не вывалилась.
– Черт, Эмерсон, – Ленни Лазарски поймал меня сзади за плечи и толкнул обратно. – Какого хрена ты делаешь?
Прямо за ним засмеялся парень со шрамом под губой.
– Милый лексикон, – сказал я, вскарабкавшись на сиденье.
– Да, милый лексикон, Леонард, – сказал Шрамолицый. – Разве так разговаривают с такой прекрасной частью Вестсайда, засранец?
Лазарски ухмыльнулся.
– Она больше не с Вестсайда, не так ли?
Мне хотелось прокричать, что я не принадлежу Лейксайду и никогда не буду, но я здесь. В грузовике. Жду, когда мои вещи выгрузят. Было довольно сложно утверждать, что я не одна из них. Вместо этого я потянулась к дверной ручке и захлопнула дверцу, ударив кулаком по ручному замку.
– Убирайтесь, – сказала я сквозь стекло.
Лазарски скрестил руки на груди и откинул голову назад, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.
– Так ты собираешься все заносить самостоятельно?
Я сделала глубокий вдох и с силой опустила стекло на пару сантиметров, чтобы убедиться, что он меня слышит.
– Да. Мы не нуждаемся в ваших услугах, поэтому ты и твои друзья можете вернуться по домам.
На его губах появилась медленная улыбка. Он расцепил руки и сделал глубокий, преувеличенный поклон, размахивая рукой в воздухе, словно кланялся королеве Англии.
– Как пожелаете, ваше королевское высочество.
Уйдя прочь, он перекинул руку через плечо Шрамолицего и крикнул парням:
– Вы слышали это, джентльмены? В наших услугах больше не нуждаются.
Все начали разговаривать между собой.
– Отлично.
– Я встал с постели ради этого дерьма?
– Что ты ей сказал?
– Это чепуха, друг.
– Чувак, я голоден.
– Да. Давайте поедим.
– У Винни?
– Да, У Винни.
Я лежала на сиденье грузовика, обхватив руками голову, пока, наконец, не услышала, как хлопнули дверцы четырех автомобилей, и раздались звуки шин.
Спустя несколько минут передняя дверь нашего дома распахнулась. Подняла голову и увидела, что папа вышел на крыльцо, а за ним стройная, темноволосая женщина. Карла, я полагаю. Они посмотрели в сторону поднявшейся гравийной пыли, которую после себя оставили машины.
– Куда все делись? – спросил папа.
Карла сделала несколько шагов в сторону дома Лазарски.
– Леонард?
Я дотянулась до двери со стороны водителя и открыла ее, соскочив на дорогу. Лазарски нигде не было видно.
Папа повернул озадаченное лицо ко мне.
– Что случилось?
– Ничего, они… – я подняла подбородок, не желая плакать. – Нам не нужна ничья помощь. Мы можем сделать это сами.
Я неуверенно пошла к кузову грузовика и потянула за рычаг, чтобы открыть грузовые двери. Коробка с подушками опрокинулась, и все содержимое вывалилось на дорогу. Из двора Лазарски раздался смешок. Моя искренняя надежда на то, что он ушел со своими друзьями, рухнула. Медленно нагнулась собрать подушки и положить их обратно в коробку. Я не стану плакать перед этим придурком. Ни за что.
Папа присоединился ко мне у грузовика.
– Айви, – мягко сказал он, – ты…
– Давай просто сделаем это, папа. Хорошо?
Он кивнул, и мы спокойно начали заносить вещи наверх. К тому моменту, когда приехали мама и близнецы, мы уже совершили по двадцать подходов каждый. Как только бросила коробку в той комнате, которую мама обозначила синим маркером, я развернулась и спустился за следующей. Карла помогла нам втиснуть диван вверх по лестнице и приглядывала за Брейди, пока мы тащили все остальное. Через несколько часов мы сделали перерыв, съели сэндвичи, разместившись вокруг крошечного стола на нашей новой кухне, а затем вернулись к коробкам.
Я подслушала, как мама шипела на отца, когда она думала, что я не слышу:
Это не сказка. Это твой худший кошмар. И я чудовище, которое сломает тебя. Моё прошлое разбито. Вдребезги. Все, кого я любил, ушли. И я никогда не позволю себе полюбить кого-то снова. Но так было до неё… Белль Далтон, дочери мужчины, который был должен мне больше, чем он мог когда-либо заплатить. Она шокирует меня, добровольно соглашаясь взять на себя долг отца ради своей семьи. Она согласна уйти со мной, и исполнять мои прихоти и желания. Но, конечно, Белль боится, и она должна. Я не хороший человек, и не собираюсь становиться добрым.
Как далеко вы сможете зайти, чтобы получить то, чего хотите? Один взгляд на очаровательную девушку, и мой интерес вызван. Беспокойные карие глаза смотрят на меня, и я мгновенно чувствую себя защищённым. Через три удара сердца, моя рука сжимает её. Проходит четыре секунды, прежде чем я спрашиваю, что случилось. «Мне нужен сладкий папочка». После слов, произнесённых её пухлыми губами, я предлагаю ей присоединиться к этому без задней мысли. Вы когда-нибудь желали чего-то так сильно, что это могло бы поглотить вас? Я хочу её, и я сделаю всё, чтобы завладеть ею.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Считаете, что работа, полученная по знакомству – счастливый билет? Спешу огорчить. Это целый ворох проблем, компания завистников и жемчужина коллекции – босс, главная цель которого превратить мою жизнь в ад. Поверьте, я знаю, о чем говорю!
Сказка о прекрасной принцессе на белом... звездолёте. Ну, может быть, не совсем принцессе. И не совсем прекрасной — на любителя. Но если таки распробовать — м-м, бабушкино земляничное варенье не сравнится с этим! Незабываемые новогодние выходные обеспечены. Ну и, как водится, любовь- морковь... Но при чём здесь двулетнее травянистое растение семейства зонтичных? Пардон, небольшие недоработки словаря идиом и фразеологизмов.
Это единственное Рождество, которое Джеймс Ченс не сможет отменить.Мия Дэниелс — ведущий репортер в SNO News. Она любит свою работу, особенно, когда ей заказывают репортаж о ее любимом событии — Рождестве. Единственный человек, который встает у нее на пути — скупой босс, противник Рождества, обворожительный и неотразимый миллиардер Джеймс Ченс. Однако, после того, как их обоих на работе заперла метель, Мия ухватилась за этот шанс показать Джеймсу магию Рождества. Она решила провести для своего великолепного босса-миллиардера персональный маленький праздник с огоньками, украшениями и, конечно же, омелой! Не в силах сопротивляться расцветающему желанию, они падают друг другу в объятья на этом неожиданном и страстном свидании…Мия думала, что сможет продолжить свою обычную жизнь и карьеру, похоронив это свидание — и чувства к боссу — где-то на задворках своей памяти, но она пока не знает, насколько ошибается.