Между нами война - [91]

Ополченцы боялись Тарроса из Кандии — бывалые военные знали некоторые подробности из его жизни. Рассказы дошли до местных солдат из первых уст вояк. В частности, они знали, что солдаты Тарроса крайне выносливы, и когда добиваются своего под командованием изощренного и умного стратега, превращаются в обезумевшую стаю беспощадных хищников, раздирающих трофеи. И среди трофеев самыми ценными являются люди — сильные мужчины, молодые женщины, здоровые дети. Они знали страшные подробности, передающиеся из уст в уста, как жестокий командир отдавал приказ своим солдатам в награду за победу пировать три дня и три ночи на пепелище завоеваных селений. Таков был Таррос. Но здесь, в Регнум Крит, куда он возвращался мирно служить после походов на материк и острова, была другая, более миролюбивая политика Дожа.

Дож намеревался перенести столицу сюда, на этот зеленый остров. Генуя подписала отказ о любых притязаниях на остров, а Никея подписала официальное признание Крита частью Венеции.

Эрис наблюдала, стоя у стены. Все места были заняты. Она проверила — всё ли в норме, а Таррос наблюдал за ней.

— Эрис! — позвал командир.

— Слушаю. — ответила сержант.

— Садись сюда. — серьезным тоном сказал Таррос. Эрис не хотела прявлять неучтивости — после их последнего разговора для нее открылись некоторые его слабости, и ей стало его жаль. Его сиротства, так как это одна из самых уважительных причин проявления сочувствия, наряду с болезнью и смертью, рабством и неверием.

— Хорошо. — она осторожно села.

— Нам нужно серьезно поговорить. — отрезал он, придвигая к ее лежащим на столе рукам обед.

— Я что-то натворила? — она подняла свою левую бровь.

— Натворишь, если сделаешь глупость. — сказал Таррос.

— Что случилось? — Эрис заволновалась. Она подумала, что не справляется с новыми обязанностями.

— Эрис. Ты больше не числишься в юниорах, ты знаешь. — она покачала головой.

— Ты, наряду со всеми военными, обучающими солдат, должна получать жалованье. — она покраснела и насупилась. — Я знал, что твоя реакция окажется такой. — сказал Таррос, черпая похлебку ложкой. — Ешь, что опять сидишь-красуешься!

— Я могу отказаться? — выдавила она из себя, не смотря на командира.

— Нет конечно. Эрис, твоё поведение не устает удивлять меня. Скромное жалованье, которое едва покроет существование человека, полагается тебе по закону. — он нарочно ел, чтобы не смущать её. Чтобы не фокусироваться на её красивом лице, заставляя краснеть еще больше.

— Я не могу принимать деньги. Я здесь не за этим.

— Ты сможешь помогать бабушке. Наверняка она уже стара и не обязана содержать тебя. — он давил на ее совесть.

— Я кормлю себя сама. Подрабатываю. Дома. — тихо ответила Эрис.

— И, что же ты, интересно, делаешь? У тебя ведь совсем мало времени?

— Я делаю йогурт. Все соседи приобретают его у бабушки. Каждый день.

— Этого хватает? — спросил он бесцеремонно, откусывая хлеб.

— Я помогаю бабушке во всей работе…

— Как?

— Вам перечислить? — она нахмурилась.

— Да, пожалуйста. — он хамел на глазах.

— Уход за домашней птицей, её закол, сбор урожая, полив участка, взращивание и заготовка товара, копание лопатой и мохание мотыгой — практически все делаю я. Кроме продажи.

— А почему не продаешь? — удивился он. — Отбоя от покупателей не было бы. — она оскорбилась. — Здесь есть один выходной, который ты проводишь с Сириусом. Люди ждали бы такой продавщицы целую неделю, уверен! — он рассмеялся.

— Вы издеваетесь? — в голосе Эрис появилась нотка разочарования.

— Не обижайся. Я просто говорю то, что думаю. — он сделал виноватый вид.

— Нет, Вы сказали, не подумав… — она обиделась. — Бабушка научила меня некоторым растениям… Я изучила труды — немного умею врачевать, но никогда не беру за это ничего. Я даже принимаю роды. Моя бабушка — нелюдимая. Она не разговаривает с покупателями. Но соседи все-таки иногда приходят по вечерам, забирая меня помочь кому-нибудь. После они хотят отблагодарить — но я не соглашаюсь. Обычно они оставляют плату, когда меня нет дома.

Таррос был удивлен.

— Опять неожиданности. Солдат, принимающий роды… — его взгляд был наделанно-равнодушным, что скребло сердце юной девчонки. Она, видя его серьезность, в ответ оставалась непроницаемой, прячущей свои истинные чувства.

Таррос пообещал себе заставить её терзаться. За дерзость и смелость. Но сколько он мог продержаться, сам не знал. Его чувства разрывали грудь, стремясь показать себя во всей красе. Это было похоже на бросок в битве — кто первый сдаст позицию.

Эрис смущенно улыбнулась, просто из вежливости, которая была привита ей с детства.

— Эрис, я настаиваю — ты более достойна принимать то, что тебе положено за труд. Больше, чем одинокие выпивохи, тратящие все на вино и портовые трактиры. Ты трудишься. И так тощая, — он засмеялся. — Вообще исхудала за неделю!

Эрис улыбнулась. Он потихоньку располагал её к положительному ответу.

— Ну так что?

— Я не знаю.

— Твоя бабушка будет гордиться.

Эрис громко рассмеялась. Таррос опешил.

— Что смеешься? Я что, выгляжу смешно? — он оглядел себя.

— Командир, Вы просто не знаете бабушку. — она помотала головой. — Это разозлит её. Она скажет, что меня купили. Что купили мою душу. Что я — предательница Родины, взявшая деньги у угнетателей…