Между нами война - [79]

— В их времена здесь были не мы. Но ваши предатели сами впускают волков в стадо — они создали плодородную почву для симпатии меняющихся хозяев. Аристократы не лишаются своих имен и добра в обмен на золото для сеньории и ордена Мальтийцев. Деньги решают всё. И эта мелюзга решила обворовывать то, во что теперь вкладывает средства Дож, отдавший свою судьбу своей стране — его жизнь на виду у всех, в странствиях по морю и в церемониях проходят его дни, где он даже не имеет права проявить зов своего сердца, не посоветовавшись со своей свитой! — Эрис молча слушала его — казалось, Таррос уважал Дожа. Впрочем, Якопо Тьеполо расположил к себе и Эрис. В отличии от своего окружения.

— Что будет с Яннисом?

— Темница, скорее всего. Его делом будет заниматься судья для местных. И делами его покровителей — тоже. Смотря как будут развиваться события.

— Его вина доказана?

— Почти. Осталось пару ньюансов. Сейчас собирай юниоров — мы приглашены местной аристократией. Это незаконно — занимающие посты не имеют право ходить к критянам в гости, но мы на деле. А ты и ребята будете почетными караульными. Хотя, скорее всего, вас зовут, чтобы просто поиздеваться над мальчиками на побегушках. Эрис. — он посмотрел ей пристально в глаза. — Что бы тебе не сказали там — молчи. Это приказ или просьба. Как тебе больше нравится. Ясно?

— Да. — она покачала головой, и было видно, что настроение сержанта стало удрученное.

Эрис, быстро выбежав, собрала ребят.

— Эрис, что происходит, не командуй больше при мне! — разозленно крикнул Яннис.

— Яннис! — это был голос Тарроса. Он вышел, переодевшись на скорую руку. — С сегодняшнего дня, — его голос был громкий и срывающийся. — Эрис официально зачислена в сержанты венецианского ополчения и ее обязанностью является готовить для нас юниоров! — сказал он, обращаясь ко всем, на что ребята порадовались. Только Персиус заскрипел зубами, а Ахиллес недовольно засопел, притворно улыбаясь. Яннис поднял седые брови, возмущенно поглядывая на раздосадованную девушку. — А Вам я бы посоветовал вести себя скромно — в Вашем-то плачевном положении постарайтесь оставить ребятам хотя бы светлую память о себе. — тихо сказал Таррос, грозно смотря на Янниса. Голова командира была похоже на голову хищного орла, склоняющегося при рыскании жертвы.

Учитель не стал спорить или показывать недовольство. Он прекрасно знал, что этот день наступит — ждавший его всю жизнь, при меняющейся власти Яннис только вопрошал: «Когда?».

— А еще я советую говорить Алессандро только правду. У любого сорняка есть мощный корень. Вы — всего лишь маленькая верхушка. — Таррос говорил грубо и внятно, показывая двумя пальцами ничтожную значимость Янниса. — Но нам нужно вырвать основание. И мы сделаем это, крепко ухватившись за Вас, учитель Яннис. — строго сказал Таррос и только сейчас парни заметили, какое страшное бывает лицо командира, когда он сильно злится.

Ребята переглядывались в недоумении — происходящее было не совсем понятно им. Но более смекалистые, конечно, догадались, о чём речь. Сколько они себя помнили, Яннис водил их на тяжелые работы к аристократам. Юниоры довольно часто видели разных напыщенных гостей Янниса, который долго хвалился перед ребятами после их ухода — кто был его посетитель и из какого он рода. Это не нравилось ученикам, потому что хвастовство связями и принуждание прислуживать его хозяевам не нравились гордым юнцам. Особенную неприязнь к хвалебным словам учителя питала Эрис.

Они направились в город, оставив Янниса с половиной крыла. Пунктом назначения стало огромное имение посреди оливковых насаждений, по виду свежеотстроенное, в прекрасных архитектурных решениях униатской греко-римской культуры, что противоречило веяниям венецианской моды. Юниоры были расставлены в большой пиршественной зале у колонн. Им и раньше постоянно приходилось бесплатно выполнять грязную работу у дружков Янниса — копание, стройка и другое, а сегодня их позвали обслуживать местную знать. Эрис думала, что критяне — добросовестный народ. По своей юности она полагала, что к бедствиям народ привели именно пришельцы, а не здешние богачи. Но, наблюдая за отвратительными людьми, собравшимися здесь сегодня, ей опротивили пользующиеся привилегиями ничего не подозревающего Дожа богатые критяне, равнодушные к проблемам своих ободранных бедствующих соотечественников. Смотря на размах их гуляний, Эрис видела огромную пропасть между нищими работягами, окружающими её каждый день и этими небожителями. Дикая несправедливость гневила девушку. Неужели в них нет совести? Ей стало стыдно перед венецианскими миллитари за продающих себя и народ тому, кто у штурвала и ворующих у властей Кандии островитян. Эрис стояла, расправив плечи, без шлема, не подавая виду что она — живая.

— Эй, ты! — с презрением промолвил, выкатив запитые глазенки, зажравшийся чиновник. Он сверлил Эрис взглядом. Это был вымогатель Янниса — отец глупой и избалованной, из рук в руки переходящей, стареющей в регулярных затяжных пирах легкомысленной девы Астрии. Это были те самые люди, поклявшиеся отрезать Эрис язык. Астрия не привыкла себе в чем-либо отказывать, и теперь, благодаря молниеносно распространившимся слухам, к которым приложился и Яннис, подумывала выскочить замуж за внезапно появившегося столичного зрелого и холостого командира, который, к ее гневу, не стеснялся особо почитать ненавистную Эрис — так им говорил двуличный учитель. За это солдатку и возненавидели — за проявленное уважение высокопоставленных венецианских людей. Яннис успел рассказывать всё, что произошло в Кандии и происходило в Ситии. Может, это была просто зависть.