Между нами война - [78]
Ночная мгла, звуки цикад и соловьев звали девушку Эрис в сонное путешествие. Но ей, несмотря на утомление, совсем не спалось. В её груди стенало и металось новое, неописуемое чувство, приносящее переживания. Ей хотелось и плакать, и умиленно смеяться, вспоминая Тарроса. Это была ее самая ужасная тайна, которую никто на свете не должен был узнать. Ей было страшно стыдно признаться самой себе в том, что она… что? И это будоражащее, заставляющее человека терзаться каждое мгновенье чувство называют Любовью? Что бы она не делала, в ее голове был только Он. Уже давно… С самой первой секунды, с первого взгляда там, в крепости Кандии. Такой отталкивающий и притягивающий одновременно… На первый взгляд — тиран. И ей еще тогда захотелось раскрыть его грудь, найти в ней горячее сердце и проверить — а умеет ли оно испытывать нежные чувства? Умеют ли эти уста, привыкшие отдавать строгие, черствые, порою — жестокие приказы, говорить слова любви? Умеют ли эти грубые руки, не раз отнимавшие чью-то жизнь, дарованную Богом, обнять и приласкать? Она уже убедилась, что стальной взгляд, устрашающий большинство, может быть нежен только к ней. Как голубое небо, которого и боятся, и восхищаются им. Как синее море, умеющее быть буйным и тихим — так и его глаза. Но ей намного легче испытать его строгий взор — Эрис противостоит; нежели нежный — он разит её стрелой, и она падёт его жертвой…
Глава девятнадцатая
Эрис не было три дня. А сегодня она впервые ненадолго опоздала. Но это было абсолютной дикостью, вызвавшей волнение её друзей. Только Георгиус знал и никому не говорил, даже Никону, что она отсутствовала по причине душевных переживаний, обозначенных ею как «головная боль». Раньше, даже если ее разила горячка, ее тело, подгоняемое неугомонной душой, лихорадя приплеталось сюда, пока учитель после безуспешных уговоров не выставлял ее назад домой.
Командир Таррос и Алессандро сегодня отсутствовали — уехали в Администрацию. Жизнь текла своим чередом.
Явившаяся девушка получила строжайший нагоняй от Янниса. Он чувствовал, что его авторитет упал. И он срывался на Эрис. Парни с ненавистью смотрели на жалкого старика, пытающегося восстановить уважение, которое он потерял по собственному желанию. Эрис не отвечала, опустив голову. Не вздохнула. Только качала головой, краснея. Целый день она тайком ждала, когда силуэт командира покажется неподалеку.
Таррос вернулся один перед закатом. Вид его был уставший и обозленный. Особенно его раздражал Яннис. Командир вызвал Эрис к себе в кабинет Янниса, который, по инциативе последнего, вчера на время до отъезда заняли сами командир и Алессандро, так как это было единственным местом, имеющим более-менее приличный вид, подходящий для их дневной бумажной работы.
— Эрис. Закрой дверь. — строго сказал Таррос, стоя спиной к входящей девушке.
— Слушаю, командир. — она стояла в шлеме со взглядом, смотрящим сквозь. Бесчувственный голос добавлял строгости в образе.
— Эрис. Отныне ты будешь служить сержантом венецианского крыла юниоров. — отрезал он резко.
— Не поняла? — удивилась она.
— Что тут не понятного? — Таррос повернулся к ней. Его взгляд был полон сдерживаемого негодования.
— И что от меня требуется? — спросила она нахмуренно.
— Будешь готовить юниоров для нас. — ответил он. — Сначала они будут учиться у тебя, потом переводиться в казармы главного ополчения гарнизона. Если призову — пойдут на войну.
— Нет. Это работа Янниса. — она отмахулась, категорически отказавшись принять предложение.
— Его ожидает темница, Эрис.
— Что? — в недоумении спросила она, сняв шлем. — Почему?
— Мы выяснили — Яннис почти всю жизнь делит казну с местными мелкими чиновниками, грабя армию Венеции.
— Не может быть… — Эрис разочарованно посмотрела перед собой, её ноздри гневно раздувались.
— Что ты знаешь о своём деде? — спросил он, жестом руки предложив ей сесть.
— Я не видела его. Но Яннис говорил, — Эрис аккуратно села. — Что это он виноват в его смерти…
— Да. Он виноват не только в смерти твоего деда. За ним премного грешков, Эрис. — уверил командир, три дня на пару с Алессандро и привезенными им помощниками ища следы, выпытывая информацию пытая подозреваемых.
— Я не могу поверить. — Эрис поджала губы — ее взгляд был расстроен, а брови сдвинуты. Она чуть не плакала. — Я уже готова была простить его… Но…
— Его грехи не прощаются, Эрис.
— Он мне рассказал, что до сих пор находится в зависимости от плохих людей, которые в своё время сотрудничали с будущими колонизаторами ради спасения собственной шкуры. Мой дед был военный. И он был против них — он был отверженным аристократом и знал всех в лицо. Он хотел, чтобы Крит оставался свободным. Но я же понимаю, что всё это было мышиной возней… Все решает власть. Наш остров был завоеван крестоносцами, а потом, как боевой трофей продан вам. И горстка честных людей не в силах была что-либо изменить. Теперь все военные под властью Венеции. И дома меня считают предательницей Родины. — Эрис опустила голову.
— В их времена здесь были не мы. Но ваши предатели сами впускают волков в стадо — они создали плодородную почву для симпатии меняющихся хозяев. Аристократы не лишаются своих имен и добра в обмен на золото для сеньории и ордена Мальтийцев. Деньги решают всё. И эта мелюзга решила обворовывать то, во что теперь вкладывает средства Дож, отдавший свою судьбу своей стране — его жизнь на виду у всех, в странствиях по морю и в церемониях проходят его дни, где он даже не имеет права проявить зов своего сердца, не посоветовавшись со своей свитой! — Эрис молча слушала его — казалось, Таррос уважал Дожа. Впрочем, Якопо Тьеполо расположил к себе и Эрис. В отличии от своего окружения.
