Между мгновениями - [11]

- Напрасно, Казимир, смеёшься. Мне жить осталось меньше часа. Я умру, а ты останешься. Искупи вину своего рода.

Старуха продолжала кричать, но последние её слова застревали в спёртом воздухе. Сейчас она была похожа на свою посланницу - рыбу, что ночью мне вещала про мою судьбу, только без пучка зелени во рту. Но, как и ночью, слова её звучали отчетливо, как будто кто-то говорил внутри меня. Сомнений не оставалось, я сдал экзамен и принят в труппу. И тут во мне что-то повернулось, хрястнуло. Старуха права: напрасно я смеюсь. Я сам ждал покаяния, искупления. Только придти они должны были из Шамбалы, а явились в образе старой еврейской женщины. Если "Дочери Иезекииля" и разыгрывали весь этот фарс, то зачем? Когда все помнят - память обречена. Мир не мог остаться после Катастрофы прежним. Если брат моего отца мог убивать евреев, почему мой сын не сделает того же? Завтра явится миру новый Гитлер, пусть не прежний,

не имперский бог, а маленький, с претензией убить только одного еврея и этим евреем будешь ты, Джимми?

Почему-то я тогда подумал о тебе. Старая пророчица как будто услышала мои терзания:

- Мы выбрали тебя, Казимир. Желающих получить документы - много. Сколько было охотников из Америки, Германии. Особенно настойчив был один из России, то ли писатель, то ли шпион.* Не помню его имени, вроде греческое оно было. Потом он книгу написал, и фильм сняли, и сделали Исайю героем.

- О ком вы говорите? О Штирлице?

- Казимир, не морочь мне голову, а лучше подойди ко мне.

Я подошёл к старухе, опустился на колени и взял её за руки. Они были ледяными. И я захотел обнять старуху и обнял её, и сказал ей: мама, я всё сделаю, как вы просили.

Мне показалось, что Казимир заплакал. Человек - животное сентиментальное. Инстинкты заставляют плакать даже висельника от сочувствия к ненароком раздавленной бабочке. И у меня в финале пошлой мелодрамы слёзы накатываются сами собой. Прячешь глаза, говоришь гадости и глупости, только бы отвлечь своё сознание от чувств. Так и Казимир не хотел выказывать своих слёз. Он с охотничьей ловкостью соскочил со стола и вспорол молнией брюхо у сумки. На дне её плескался свет в мертвенной зелени стекла. Джин от джинна? Подвальная душа от плода виноградного, доколе не придёт Царствие Божие?

- Давай её разопьём, то есть разобьём и достанем главный секрет Рейха! - Я всё ещё наивно полагал, что ирония способна вылечить абсурд.

____________________________

Крайсау - Небольшая группа противников нацистского режима. Члены группы встречались в поместье Мольтке в Крайсау, Силезии. Многие казнены после июльского заговора 1944г.

... то ли шпион... - Может быть старуха имела ввиду писателя Ю. Семенова.

- Да мне Исайя нужен больше, чем секреты. Он сам секрет: Исайя-Исаев. Говорят, что Штирлиц работал сразу на три разведки. Но никто не знал, что работал он на евреев. Они его не посылали - он сам себя послал. Он был разведчик. Добыть информацию прямо из логова и спасти мир - так думал Исайя. Но Сталин и Гитлер плевать хотели на разведданные. У них были свои планы и свои игры. И тогда Исайя решил спасать не мир, а евреев. Но это же одно и то же, скажешь вслед за всеми ты. Но, как видишь, - мир спасён, а евреи нет.

- Откуда ты это взял, Казимир?

- Из предисловия к его книге.

- А где же книга?

- Книги нет, а предисловие я видел.

До улицы Узиель на машине оказалось пять минут езды. Старые трёхэтажные дома теснились по невидимому склону. Архитектурный стиль эпохи Еврейского Возрождения: подъезд не внутри, а снаружи дома и лестницы его уходят вверх, зацепившись вместе с зеленью за стену тремя ярусами. Вход в дом прикрывала кованная, ручной работы, калитка. Она по-старчески скрипнула, и мы поднялись до второго этажа. Отыскали почтовый ящик седьмой квартиры. Сквозь облупившуюся краску, если тщательно приглядеться, проступали ржавые буквы: ИСАЙЯ БОГРОВ. Дверь была без номера, но поддавалась исчислению. Она пугалом висела на петлях и глядела на нас огромной подозрительной дырой на месте глазка. Обита дверь была странными

лоскутами обветшалых знамён сборной Европы времён Крестовых походов.

Вместо ручки из двери торчала деревянная рука для рукопожатия.

- Видел я такую же на пропащем НТВ, - бурчал Казимир и опытным глазом изучал детали. Звонок был не на самой двери, а сверху и торчал в виде красного носа клоуна. Я нажал на нос - под ним открылся рот и скрипуче откашлялся: "Тикансу".* А вслед за приглашением войти апломбом механического голоса: "Плоды голода растут на древе познания - там они и сгнивают". Казимир свалил кофры у входа и пожал деревянную руку. Дверь откликнулась на рукопожатие и легко открылась. В нос ударил затхлый запах приговорённой жизни.

- Это мы, Исайя. Где Вы? - поигрывал я голосом. - Мы с Казимиром принесли вам привет из Яффо от бабушки, вашей льдиночки.

Я себе нравился. Ещё бы, сразу играю две роли: шута и волка. Мы пробрались через заброшенный салон, ориентируясь на чахлый свет из-за двери другой комнаты, по-видимому, спальни. Полнейшая тишина и заброшенность утверждали: здесь давно никто не живёт. Казимир осторожно ногой поддал раздвижную дверь и она нехотя откатилась вбок... На пороге стоял старик с цветами в руках и с любопытством нас разглядывал. Одет он был в полосатую пижаму. К штанам были прицеплены, наверное, ещё времён его подпольной жизни, шириной в ладонь подтяжки, а пижамная куртка рукавами была завязана на горле. Среди старческих морщин на его лице (все уголками наверх) нельзя было отыскать ничего, кроме улыбки: