Между этажами - [30]

— Мятежники против кого?

— Семьи, естественно. И куда более кровавые, чем сопротивление Зеро, особенно учитывая возмездие, когда они узнают о Полустанке. Вам стоит бояться не меня, а Семьи.

— А я тогда тут при чём?

Атилас отвернулся и вздохнул:

— А почему это каким-то образом должно быть связано с тобой? Ты — лишь питомец. Тебя держат, чтобы в доме был уют.

Я нахмурилась:

— А вот мне так не кажется. Вряд ли Зеро держит меня в доме только поэтому. И ты сам так не думаешь.

— Думай, как хочешь. Питомец — всего лишь питомец. Чем ещё он может быть?

— Не знаю, — ответила я. — Но как по мне, тут что-то ещё. Вы бы просто так меня при себе не держали. От меня должна быть какая-то польза.

— Опять туда же, Пэт. Так. На. Тебя. Не похоже.

— Не смей говорить, что на меня похоже, а что нет, — возразила я. — Ты просто фейри. Ты ничего не смыслишь в людях. И обо мне ничего не знаешь.

На его губах заиграл намёк на улыбку.

— Готова сдаться?

— Неа, — сказала я. — Но раз ты разговорился, может прольёшь свет на то, почему вы-таки решили оставить меня? Если бы не твоё предложение, Зеро бы меня точно выгнал.

— Зачем же так себя недооценивать? В конце концов случаи, когда фейри искали тепла человеческих рук многочисленны.

Я уставилась на него.

— Чепуха! С Зеро всё совсем иначе.

— Разве? В таком случае придумай своё объяснение.

— Знаешь, что бесит больше всего? — спросила я. — А то, что если бы ты даже и поверил, что я это я, ты бы и дальше изъяснялся адски непонятно! Аж мозг сломаешь, пока разберёшься. Какие, блин, двинутые существа тебя вообще воспитывали?

— Фейри. Чего ты ещё ожидала? А, Пэт?

— Значит и дальше будешь называть меня Пэт?

— Лишь удобства ради, — сказал он. — Принимая во внимание, что настоящая Пэт скорее всего уже мертва, это имя подойдёт не хуже любого другого. Да будет оно мне напоминанием на будущее. Больше я не позволю жить подобным существам.

Я представила, как прожигаю в нём дырку взглядом. Злость помогла сделать последние шаги к подножию лунных лучей, которые протыкали его тело.

— Да ты сегодня сама учтивость и доброжелательность, я погляжу.

— О, неужели начнём сначала? — поинтересовался он. — Не очень мудро с твоей стороны.

— Ещё не решила, — призналась я.

— Не стоит. Я всё равно не позволю тебе спасти меня.

— Ладно, пофиг, — раздосадовано выдохнула я. — Тогда хоть отвечай на вопросы понятно!

Атилас рассмеялся:

— Всё грубее и грубее! Зачем бы мне отвечать? Ты всё равно не слушаешь.

— Ладно, — сказала я. — Раз не позволишь себя спасать и не хочешь отвечать на вопросы обо мне, ответь, блин, хоть на другие.

— А можно?

— Ага. Хочу знать, являются ли стены на самом деле стенами?

— Это уже крайне похоже на питомца. Не могла бы ты пояснить?

— Ну, вот когда я в человеческом мире, в основном всё выглядит так, как должно для людей. Иногда я вижу предметы иначе, но чаще всего — они обычные, человеческие. В Между гораздо больше предметов выглядят по-другому. А в За всё совсем иначе. Так что настоящее? Ведь если всё зависит от того, как ты видишь предмет, одна из его форм должна быть настоящей, так? Например, вот ряды с морозилками в супермаркете изначально ряды с замороженной едой, или коридор в ледяном замке?

— И то и другое одновременно.

— Да, — заспорила я, — но если всё зависит от того, как я вижу предметы, не значит ли это, что моё видение их меняет?

— Нет, — возразил Атилас, — это совсем другое. Это то, от чего умирают люди. Твой единственный талант заключается в том, что иногда ты видишь предметы в том виде, в котором они обитают на другой плоскости реальности. Ты не меняешь их, а твоё видение влияет лишь на тебя, меняет только твоё восприятие.

Я довольно долго обдумывала его слова, а потом медленно сказала:

— А я вот так не думаю.

Атилас отвернулся.

— Быть того не может. Тогда любопытно, зачем вообще спрашивать.

— В смысле, думаю, в основном это так и есть, но иногда я меняю вещи. И дело не только в моём восприятии. Как бы говорю им, и они меняются.

— Люди не могут заставить предметы раскрывать их формы в Между и За, — сказал Атилас и снова взглянул на меня. — Ровно так же, как они не в состоянии заставить объект быть тем, чем он не должен быть ни на одной из плоскостей. Если бы ты это могла, воистину ты оказалась бы совсем другим питомцем.

Странно. Он же знает… Аа, да. Атилас же говорил с тем, кто прикидывался Пэт, а не с настоящей мной. Значит, кем бы они ни были, они не знают, что я могу.

Но самое главное — Атилас изо всех сил старался сделать так, чтобы они не узнали о моих способностях. Что же такого важного во мне и том, что я могу заставить предметы показывать их форму из Между?

— Погоди, — сказала я. Вспомнила кое-что ещё. — Хочешь сказать, есть другие люди… существа из За, которые в состоянии заставить предмет принять другую форму? Даже не ту, в которой он существует в Между и За?

— Ты действительно полагаешь, что игры в невежество заставят меня поверить в то, что ты настоящая Пэт?

— Типа того, — ответила я. Не то, чтобы я думала его так убедить, но надеялась, что он поймёт, что я это я.

Как же убедить его, если он считает меня мёртвой?

Я опасливо обошла его несколько раз, и только тут до меня дошло: никак. Придётся опять освободить его и постараться уговорить на этот раз не убивать. Да и не умру же я на самом деле, в конце концов.