Между двух войн - [27]

– Я отъеду на минутку, – сказала Франсуаз. – Если задержусь, отправляйся на ферму сам – догоню.

Я рассеянно кивнул.

Франсуаз направила своего скакуна в объезд толпы и вскоре оказалась возле мальчугана.

Вблизи он казался еще более худым, бледным и не­счастным. Подойдя к верховому ящеру почти вплотную, оборванец опасливо огляделся и только после этого за­говорил.

– Госпожа! Это вы приезжали в Своркмиддл прошлой ночью?

Франсуаз всегда нравилось почтительное обращение, хотя она ни за что бы в этом не призналась ни другим, ни даже себе самой.

Она коротко кивнула.

Мальчуган снова опасливо посмотрел вокруг и понизил голос. Хотя он находился совсем близко от Франсуаз, разобрать, что он говорит, стало сложно.

– Мне надо что-то показать вам, госпожа. Пойдемте.

– Покажи здесь, – сказала Франсуаз.

Но, по всей видимости, единственное, чем располагал карапуз сейчас, были драная одежда и горящие глаза. А они вряд ли заслуживали того, чтобы их рассматривать.

– Не здесь, – возразил мальчуган. – Поедемте, госпожа, я вас провожу.

Оборванец показывал куда-то в глубь леса.

– Скорее, госпожа, – умолял он. – Мы можем опоздать.

Над городскими стенами раздались торжественные звуки труб – то гвардейцы Беркена шли открывать ворота. Франсуаз в досаде изогнула кончики губ и решительно направилась следом за маленьким оборвышем.

Маленький оборванец спешил через лес, показывая дорогу Франсуаз. Он ориентировался с уверенностью человека, который вырос в здешних краях.

– Скорее, госпожа, – повторял он. – Скорее. Шум толпы, собравшейся у городских врат, остался позади.

– Что ты хочешь мне показать? – спросила Фран­суаз. – Говори.

Губы мальчугана задрожали, он чуть не плакал – словно любое слово, пророненное им по пути, задерживало их едва ли не на день.

– Нельзя, чтобы нас увидели вместе, – захныкал он. – Я и так не должен был показываться у ворот. Меня могли заметить.

– И что с того?

Высокий человек стоял у ствола золотого дерева. При виде всадницы он отделился от ствола и ответил за мальчика:

– Потом его могут узнать.

Девушка соскочила с ящера, лезвие меча выросло в ее руке.

– И? – спросила она.

Голос Франсуаз от рождения не отличался мягкостью, а ремесло искательницы приключений сделало его ста­льным.

Человек улыбнулся.

– Когда твое тело найдут в лесу, все станут задавать вопросы.

Губы девушки изогнулись подобно ядовитой змее. Злость и презрение были написаны на ее лице.

– Беспокоишься о пожирателях падали? – спросила она. – Не волнуйся. Я вырежу на тебе свое имя, прежде чем уйду.

Человек поднял правую руку, и в ней сверкнуло лезвие длинного, крепкого меча.

– Тебе придется много вырезать, – произнес он.

Франсуаз стремительно обернулась. Высокие ветви вечнозеленых кустарников зашевелились, захрустели. Казалось, весь лес ожил и двинулся на нее. Пятеро че­ловек окружили девушку, и каждый из них держал в руках оружие.

Если лицо главаря оставалось открытым, то четверо остальных носили под шлемами темные маски, закрывавшие всю голову. Прорези оставались только для глаз и рта.

Маленький оборванец давно уже отступил назад, спрятавшись под защиту кустов. Запинающимся от волнения голосом он обратился к человеку с мечом:

– Я могу теперь идти, Райлин?

Однако не страх и не замешательство служили причиной охватившего его возбуждения. Он с честью выполнил сложное поручение и испытывал теперь гордость.

– Да, – отвечал главарь нападавших. – Ты прекрасно справился. Ты настоящий человек.

– Человек? – спросила Франсуаз. Райлин двинулся вперед.

– Да, – ответил он. – Многие сегодня забыли, кто мы есть. Они знаются со всякой мразью – сворками, коро-нетами. Целуются с ядовитыми виввернами. Наша задача, наша святая цель – освободить Лес от таких предателей.

Франсуаз сделала шаг назад.

– Очистители, – процедила она.

Только теперь стало ясно, насколько Райлин молод; ему вряд ли было больше двадцати лет.

Но ненависть, которая свила гнездо в его сердце, уверенность в своей правоте, глухая к доводам разума – все это день ото дня старило главаря очистителей.

– Я не люблю убивать придурков, – произнесла Франсуаз. – Поэтому можете уйти.

Райлин ее не слушал – он привык говорить, не обращая внимания на окружающих.

– Такие, как ты, предали человеческий род, – продолжал он, чеканя слова. – Вы продались своркам. Что они тебе пообещали? Землю? Власть? Может быть, ты ешь человечину, как они?

Райлин продолжал напирать, тесня Франсуаз все дальше. Четверо его подельников тоже подходили все ближе. Круг сжимался.

– Твое мясо есть нельзя, Райлин, – произнесла Фран­суаз. – Можно заразиться глупостью.

Никто из очистителей пока не нападал, все ждали сигнала Райлина. Но пять острых клинков были нацелены в девушку, и те, кто сжимал их в руках, умели обращаться со сталью.

Франсуаз тихо засмеялась – и это был не тот смех, который приглашает окружающих повеселиться.

– Я сказала, что не люблю убивать придурков, – сказала она, – но не говорила, что этого не делаю.

– Взять ее, – приказал главарь очистителей.

Франсуаз ждала, когда тот совершит ошибку – он должен был ее совершить.

Девушка хорошо знала такой тип людей. Природа наделяет их умом, решительностью и обаянием. Они способны увлечь за собой глупых и слабовольных, с легкостью управляют толпой, но никогда не дерутся сами.