Меж двух миров - [22]

* * *

Уже перевалило за полночь, а Жад даже не заметила перемещения из дома бабушки в свою спальню. Едва вернувшись, Манон убрала шляпную коробку поглубже в шкаф, словно для того, чтобы забыть о ней, и заперлась в ванной.

Спустя несколько минут она вышла из душа, одетая только в коротковатую и липнущую к влажной коже футболку, и растянулась на большой новой кровати, укрыв одну ногу одеялом, а другую положив сверху. Рука Бастьена осторожно погладила ее бедро и поднялась к лобку. Манон нежно улыбнулась мужу, поцеловала его в лоб и, пожелав ему спокойной ночи, отвернулась. Задетый, он несколько минут пролежал с открытыми глазами, а потом покинул постель.

В гостиной включился компьютер и осветил комнату голубоватым мерцанием. Бастьен напечатал в поисковой системе слова «Разгневанные жители Кале. Видео», и ему осталось только выбрать из множества выплывших результатов.

Шофер-дальнобойщик с окровавленным лицом и растерянным взглядом на автотрассе, среди ночи. Видео дрожит, в свете мигалок — флики, пожарные, лежащий в кювете грузовик. Голос за кадром говорит об организованном нападении. Неоднократно повторяется выражение «как дикари».

Потасовка между беженцами, за пределами «Джунглей». Внушительная толпа с палками, мачете и камнями. Многие сотни людей по обе стороны разделяющей их дюны. Затем с воинственными выкриками эти две армии сталкиваются, со всей силой, как мчащиеся навстречу друг другу поезда.

Республиканские роты безопасности[28], вслепую стреляющие слезоточивым газом. Гранаты взлетают высоко в воздух, потом приземляются в тянущиеся вдоль автотрассы поля, заставляя отступить толпу беженцев, чтобы они не приближались к большегрузам.

Женщина в слезах у своего дома. Ограда сада повалена, стекло широкого окна разлетелось вдребезги. Голос ее дрожит: «Их преследовала полиция, они прибежали ко мне, не меньше полусотни, пронеслись через мой дом как ураган. Все сломано. Я больше не могу, понимаете? Я не могу больше терпеть этих людей!»

Бастьен запустил еще несколько видео, однако не узнал почти ничего нового. Ему недоставало основного. Он сунул руку в карман висящей на спинке стула куртки и вынул оттуда список необходимых каждому офицеру телефонных номеров, который ему дали в комиссариате. Полагая, что в такой час Пассаро должен уже спать, Бастьен предпочел отправить ему эсэмэску: «Мне бы хотелось увидеть „Джунгли“».

Против всех ожиданий, не прошло и десяти секунд, как на экране мобильника высветилось: «Я не особенно удивлен. До завтра, лейтенант».

15

С утра Бастьен прошелся вдоль камер предварительного заключения, чтобы ознакомиться с меню дня. В первой камере сидел тип в драном спортивном костюме и с перевязанной рукой; в вытрезвителе лежал мужчина с мотоциклетным шлемом на голове, в стягивающем руки смирительном поясе, опоясывающем его, будто он самый опасный псих в дурдоме.

— Он слегка вошел в штопор, — пояснила Эрика. — Пьян в дымину, бился головой о стену. Пришлось защитить его от него самого.

— А Кевин Перш? Что слышно из больницы? С ним можно поговорить?

— Да, можно. Но по распоряжению прокуратуры вечером дело забрала себе судебная полиция. Этого следовало ожидать, в комиссариате не занимаются расследованиями, связанными с убийством.

В несколько широких шагов Бастьен провел смотр остальных камер и вернулся к Эрике.

— Не понимаю, — удивился он. — Вчера их не было, и сегодня нет.

— Ты о ком?

— О беженцах. Все описывают мне их как тучи саранчи, налетевшей на город. Я ожидал увидеть переполненные камеры.

— Мы не трогаем мигрантов, — уточнила Эрика.

— А если застаете их на месте преступления?

— Если имеет место насилие или убийство, тут ничего не скажу, но что касается других правонарушений, мы просто доставляем мигрантов к лагерю и переходим к другим делам.

— Без протокола?

— Прокурору и комиссару удалось создать тупиковую ситуацию, которая всех устраивает.

— Обожаю трюки. Объясните мне этот.

Эрика прихватила досье двоих задержанных и ответила на вопрос лейтенанта по дороге к их кабинету, расположенному этажом выше.

— Итак, думаю, мы оба согласны, что все эти типы в «Джунглях» бежали от войны или голода. Мы имеем дело не с обыкновенной экономической миграцией, а с вынужденным изгнанием. Было бы бесчеловечно лепить этим несчастным протокол о правонарушении и отправлять их восвояси. Кем мы тогда будем? Но с другой стороны, совершенно очевидно, что никому неохота брать на себя заботу об их устройстве, раз уж их поселили на свалке за пределами города. Так что для них изобрели статус «потенциальных беженцев».

— Впервые такое слышу, — признался Бастьен, засовывая евро в стоящий на лестничной площадке кофейный автомат.

— Даже не ищите, такого термина нет нигде, ни в одном законодательном тексте. Это то, что называется «сделано в Кале», — фирменное блюдо. В общем, с этим половинчатым статусом их нельзя задерживать. Логично: если мы отказываемся интегрировать их во Франции, то ведь не для того, чтобы подчинить их нашей судебной системе. Но им также не дают полного статуса беженцев, иначе ими пришлось бы заниматься. Так что с этим наименованием потенциальных беженцев мы и не арестовываем их, и не оказываем им помощь. Просто оставляем плесневеть в надежде, что они сами собой рассосутся.