Мейерхольд: Драма красного Карабаса - [15]
Это впечатление укрепилось у него после того, как он посмотрел популярную комедию Викторьена Сарду «Мадам Сан-Жен»: «Балаганная пьеса, балаганное исполнение». Брезгливая оценка — не второпях ли? И опять-таки забавный нюанс: он впервые употребляет — притом в самом негативном смысле — термин, ставший в будущем, в его режиссерской практике едва ли не самым похвальным. «После Малого театра хоть не ходи к Коршу», — резюмирует он в письме к Ольге.
Бывшему театру Лентовского он выдает еще более критический отзыв, чем Коршу: ни ансамбль, ни исполнители не выдерживают ни малейших похвал! К оперным впечатлениям он более снисходителен, хотя сетует на плохую акустику в Никитском театре, слабые голоса и хор, зато «Русалку» Даргомыжского в Большом театре принимает с восторгом. Эти и все другие московские «трофеи» были бы не самым плодотворным результатом (за исключением Ермоловой), если бы накануне своего «антракта», то есть поездки домой, в Пензу, он не пошел смотреть спектакль, поставленный в «Обществе искусства и литературы». Спектакль назывался «Отелло», а поставил его молодой руководитель труппы, режиссер-любитель Константин Алексеев, взявший псевдоним «Станиславский». Это было событие! В письме к Ольге Всеволод пишет: «Станиславский — крупный талант. Такого Отелло я не видал, да и вряд ли когда-нибудь в России увижу…
С этой минуты Станиславский сделался для Мейерхольда кумиром на всю жизнь. И никакие сомнения, никакие творческие разлады не смогли потом победить это любовное почитание. Но и сам Станиславский не оставался в долгу — его симпатия к молодому начинающему актеру переросла в прочную привязанность к его дерзкому режиссерскому дарованию. Эта привязанность, граничащая с любовью, преодолела множество препятствий — в том числе и самое неодолимое, самое страшное…
Первые месяцы, проведенные в Москве, были для Всеволода не особенно радостными. Он пишет Ольге: «То, чего я от Москвы ждал, мне не дается: это удовлетворения моей потребности театральных зрелищ или удовлетворения моей жажды стоять близко к артистическому миру, хотя бы и пассивно. Ни школы, о которой я так мечтал, ни сцены, которая мне могла бы заменить школу. Благодаря этим неудачам я стал положительно злым».
Однако время работало в его пользу. Наступил 1896 год — год знаковых событий в жизни Мейерхольда. Зимой он получает необходимое ему как студенту разрешение министра народного просвещения жениться и сочетается долгожданным браком с Ольгой Мунт. Мать с грустью повлеклась в православный храм. Народу пришло немного — в основном семейство и дружеское окружение невесты.
Той же весной в круг его близких друзей попали уже упомянутые братья Ремизовы. Они в числе других ссыльных, а также продвинутой пензенской молодежи организовали нечто вроде театрального кружка, получившего название «Пензенский народный театр». Тон задавала молодежь — одни лицедействовали на сцене, другие за кулисами ставили самовар для товарищей. Выступали на открытом воздухе в городском саду, но сцена, реквизит, декорации, костюмы, хоть и самодеятельные, не выглядели жалкими. Здесь молодой Мейерхольд отвел душу, много играл и в русской классике, и в русских же легковесных поделках. Вернулся в Москву с твердым желанием уйти из университета и окончательно связать свою жизнь с театром.
Это решение подсказала его верная подруга, сестра жены Екатерина Мунт. Не без оснований считая себя предназначенной для сцены, она попробовала поступить в Императорское театральное училище, обзавелась, как водится, хорошей протекцией в виде известной актрисы Надежды Никулиной, однако провалилась. Что оказалось удачей и для нее, и для ее свояка, то есть Мейерхольда. Нимало не упавши духом, она легко прошла экзамен (на сей раз без всякой протекции) в драматический класс училища Московского филармонического общества. Ей повезло. Это было очень хорошее музыкально-драматическое училище, через которое прошло много талантливых композиторов, дирижеров, артистов. Драматический класс был невелик, но многие имена его учеников и учениц уже были известны театралам. По общему ощущению, тот курс, на который попала Катя (он оказался последним), был самым сильным. Ее учителем стал Владимир Иванович Немирович-Данченко, один из лучших театральных педагогов и популярный драматург.
Разогретый Катиными восторгами, Всеволод пошел сдавать экзамены в то же училище. Читал монолог из «Отелло» — конечно, не без тайного подражания Станиславскому. Сразу был взят на второй курс — поскольку год уже отучился в университете. И почти сразу сделался фаворитом учителя. Он стал на курсе заводилой: что бы ни требовал, на что бы ни намекал своим подопечным Немирович, он бросался делать первым. Такими же фаворитами были и молодые его сокурсницы — Ольга Книппер, Маргарита Савицкая и, конечно же, Екатерина Мунт.
Через год проницательный педагог выдал ему емкую и точную характеристику: «Мейерхольд принят прямо на второй курс. В течение года играл больше всех учеников даже старшего курса. Значительная привычка к сцене, и владеет ею довольно легко, хотя в жестах и движениях еще не отделался от привычек, заимствованных из провинции. Темперамент не сильный, но способный к развитию, и тон не отличается гибкостью. Голос глуховат. В дикции были недостатки, от которых, однако, быстро отделывается. Лицо не очень благодарное, но для амплуа характерных ролей вполне пригодное».

Новая книга киноведа и культуролога Марка Кушнирова посвящена самому малоизвестному периоду истории российского кино — первому досоветскому десятилетию его существования. Её героями являются создатели первых кинофильмов Александр Ханжонков и Павел Дранков, режиссёры Владимир Гардин, Евгений Бауэр, Яков Протазанов, сценарист Александр Гончаров, знаменитые актёры Вера Холодная, Вера Каралли, Ольга Преображенская, Иван Мозжухин, Владимир Гайдаров и многие другие. Их лаконичные портреты-эскизы вписаны в широкую панораму становления русского кинематографа и его постепенного превращения из зрелища в искусство.

М.В. Ломоносов, как великий ученый-энциклопедист, прекрасно понимал, какую роль в развитии русской культуры играет изобразительное искусство. Из всех его видов и жанров на первый план он выдвигал монументальное искусство мозаики. В мозаике его привлекала возможность передать кубиками из смальты тончайшие оттенки цветов.До сих пор не оценена должным образом роль Ломоносова в зарождении русской исторической картины. Он впервые дал ряд замечательных сюжетов и описаний композиций из истории своей родины, значительных по своему содержанию, охарактеризовал их цветовое решение.

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.

Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Федоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Федор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!В книге главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым.

В книге Рудольфа Баландина читатель найдет увлекательные рассказы о странностях в жизни знаменитых интеллектуалов от Средневековья до современности. Герои книги – люди, которым мы обязаны выдающимися открытиями и техническими изобретениями. Их гениальные мысли становились двигателем человеческой цивилизации на протяжении веков. Но гении, как и обычные люди, обладают не только достоинствами, но и недостатками. Автор предлагает ответ на вопрос: не способствовало ли отклонение от нормы, пусть даже в сторону патологии, появлению нетривиальных мыслей, решений научных и технических задач?

В книге собраны очерки об Институте географии РАН – его некоторых отделах и лабораториях, экспедициях, сотрудниках. Они не представляют собой систематическое изложение истории Института. Их цель – рассказать читателям, особенно молодым, о ценных, на наш взгляд, элементах институтского нематериального наследия: об исследовательских установках и побуждениях, стиле работы, деталях быта, характере отношений, об атмосфере, присущей академическому научному сообществу, частью которого Институт является.Очерки сгруппированы в три раздела.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.