Мэтт и Джо. А что же завтра? - [12]

весь с ног до головы засыпанный мелом. Но мы-то все видим, мистер Герберт Мак-Нэлли. Нас так просто не надуешь. Мы знаем, что образование у вас доморощенное. Что вы ушли из восьмого класса средней школы, еще когда кругом бродили динозавры. И дипломы свои получили, вызубрив всё дома при свечах. (А мой папа пока был занят… чем?)

Учебник, конечно, должны написать вы, сэр. Больше некому. «Ребятоведение», часть первая, автор — Герберт Мак-Нэлли, бакалавр искусств, магистр педагогики. «Руководство по любезничанию с милой Шейлой без риска заработать пулю от ее папаши».

Только я ведь не об этом. Глупо получилось. Такие вещи всегда глупо получаются. Глупо и грубо. А это все такое тонкое, даже трудно найти подходящие мысли, чтобы про это думать.

Казалось бы, сэр, необходимая подготовка у меня есть по основам этой самой механики. Уйма книг, в которых все написано. Столько в них понаписано, может даже отбить охоту. Разве меня мучает то же самое, что Джексона? По-моему, я не горилла в обличии парфюмерного принца. Мне важно, как навести мост через пропасть, как усмирить бурю внутри себя, а где об этом прочтешь?

Как остаться наедине с девчонкой и не загубить свою жизнь? Или буря, которая внутри тебя, совершенно заглушает разум? Как быть хорошим? Каким тоном выговорить: «Джо», чтобы передать ей все твои мысли и не испугать ее до полусмерти?

Ведь девочки не такие, как мы, сэр. Хорошие девочки не такие. Не могут же они думать о том, что мучает нас. Им это и в голову не придет. Разве Джо может об этом подумать? Она, по-моему, даже в церковь ходит, если я ее не путаю с кем-то еще. В ее лице есть какая-то высшая чистота, сэр, словно бы она сделана из особой материи. Не совсем земная, так сказать.

Плохие девчонки не в счет — те, что знают все на свете. Они как бы другой породы, взялись откуда-то еще. Меня к ним не тянет, наоборот. Словно тебя берут за шиворот и переключают на заднюю скорость.

Моя буря — совсем не про то; разыгрывается, когда девочки хорошие. Вас это не смущает, сэр? Меня беспокоит ужасно. Чем они чище, тем больше во мне сумбур поднимается.

А все-таки, зачем бы она там оставалась сидеть, если не ждет, чтобы я к ней подошел? Уроки уже с полчаса как начались. Неужели такая девчонка может ждать, чтобы я с ней заговорил? Ведь прогулять школу — это не шутка. Неприятностей потом не оберешься. С ума мы, что ли, сошли? Прогулять школу! В жизни никогда не прогуливал. Ну что я им скажу? Не правду же. Они сразу поймут, что что-то не так. Пустое место в классе. Видели, как я зашел в писчебумажный магазин. Что же, Мэтт зашел в магазин, скажут, а обратно не вышел? Может, людоед Суини Тодд переключился на торговлю канцелярскими принадлежностями? А с заднего хода продает свои пироги? Запек Большого Мэтта в горячий пирог с томатным соусом?

Восточный Теддингтон, Главная улица. Девять часов двадцать шесть минут. Мисс Абигейл Цуг сидит с открытой тетрадкой на коленях, от ослепительно белого чистого листа резь в глазах. Еще немного, и ее нервы не выдержат. Что-то важное сейчас решается. Ведь это и всегда так.

9

Мэтт поднимается со скамейки, медленно потя-я-я-гивается (видишь, Абби?), словно и присел-то передохнуть, потому что спина устала, рассеянно подносит руку с часами к глазам, словно только и дожидался, когда будет ровно девять часов двадцать семь минут, и бодрой походкой пускается вдоль по Главной улице к школе.

Так это все выглядело со стороны. А уж что видишь своими глазами, то видишь, тут и спору нет.

В душе Абби прямо взвыла: «Свинство, и больше ничего! Столько лет ждала этого недотепу! Столько лет ждала, и вот он, пожалуйста, удирает! БОЛЬШОЙ МЭТТ, ВЕРНИСЬ!»

Абби тоже быстроногой газелью припускается вдоль по Главной улице, на ходу пытаясь застегнуть портфель, не растерять книжки, очертя голову бросается на ту сторону, пробирается между скрежещущих тормозами машин, трижды едва не погибает под колесами, клаксоны со всех сторон воют, шины справа и слева визжат. Даже трудно поверить. Такой шум, такая ругань! Такие свирепые лица! Такой хаос!

И все это из-за одной невинной крошки Абби?

Она ищет глазами Большого Мэтта. Его и след простыл. Бегом, что ли, он побежал? Вот подлый!

Она ведь ни секунды не промешкала. Ни секунды. Ни одна девчонка на свете не перелетела бы улицу быстрее нее, даже если бы ею выстрелили из пушки.

Ах, Мэтт. Ну что мне теперь делать? Надо же мне было попасть в такую историю. Зачем же ты сидел там все это время, меня морочил? Я и поверила. Поводил за нос и скрылся. Как я теперь покажусь в школе? Как я войду и объясню, где была? А дома что я скажу маме? Она пятерых дочек вырастила. Знает наизусть все, что ей ни придумаешь. Для последней в семействе Цуг не осталось ни одного убедительного предлога. Не можешь же ты меня так подвести, Мэтт. Уж я с тебя за это стребую фунт мяса, вырежу из твоей филейной части. Страшнее фурии не сыщется в аду, чем женщина, которую отвергли.[4] И это про меня, братец, вот посмотришь.

ГОСПОДИ, ДА КАК ЖЕ ОН ОКАЗАЛСЯ НА ТОЙ СТОРОНЕ?

Большой Мэтт стоит на той стороне улицы, где только что сидела она! Стоит на краю тротуара. И вид у него ужас какой дурацкий. Смотрит через улицу. Словно его сейчас по макушке ударили.