Метрополис. Индийская гробница - [28]
ГЛАВА XVII
По улице, ведущей к Иошивари, тащилась Нинон.
Сентябрь не напрасно считался образцом хозяина. Он позаботился, чтобы его особенно многочисленные в этот вечер гости не страдали от недостатка света и от отсутствия развлечений. Ритм негритянской музыки звал всех к танцу, и пестрые фонари причудливо освещали изящно декорированную залу.
Но все же Сентябрь был недоволен. Он отлично знал, что происходило в городе. Он любил свое выгодное дело и ему совершенно не улыбалось увидеть, как рабочие разрушат его фантастический дворец. Вот почему Сентябрь посылал искать Нинон. Увидев ее наконец, он облегченно вздохнул.
Он схватил девушку за руку и потянул ее к ближайшему фонарю.
— Что с тобою? — спросил он. Ты больна? Что означает этот маскарад? Пьяна ты?
Очевидно, с Нинон действительно случилось нечто серьезное, иначе Сентябрь не осмелился бы дотронуться до её руки своими пальцами — ответом неминуемо была бы звонкая пощечина.
— Я не больна, — сказала Нинон, — и я не пьяна.
— Ну, так что же?
И Сентябрь невольно отдернул руку от девушки.
Нинон шевелила губами, но не могла произнести ни слова. Действительно, как могла она сказать самодовольному Сентябрю: «Отца моего убили, — я виновата в этом».
— Собаки, — закричала она, все вы — собаки.
Но Сентябрь не легко терял самообладание.
— Стакан шампанского для Нинон, — крикнул он громко.
Танцующие обернулись, весело рассмеялись. Волна весёлого опьянения всколыхнулась возле Нинон. Двадцать бокалов потянулись к её рту. Замолкшая на мгновение музыка снова весело заиграла.
Нинон пила. Она выпила первый бокал, второй, третий, четвертый, пятый…
— Браво, Нинон!
Высокий молодой человек протянул к ней руки.
— Танцуй со мною, Нинон.
Нинон громко расхохоталась.
— Почему же бы и нет?
Воздуха, воздуха, больше воздуха!
Нинон вскочила на стол. Она танцевала меж бокалами, меж цветами и лентами серпантина. Она танцевала и пела: «Моего отца убили…»
Она не переставала танцевать, пока не замолкла музыка. Но даже тогда осталась она на столе с поднятыми руками, тяжело дыша.
— Дорогие друзья и подруги, знаете ли вы, что началось светопреставление?
Ей отвечало молчание. Откуда-то донесся бессмысленный смех пьяного. Обеспокоенный Сентябрь подошел к Нинон.
Она с ненавистью расхохоталась ему в лицо.
— Ты боишься, Сентябрь? — спросила она. — Чего же ты боишься?
Её беспокойные глаза перебегали от одного к другому.
— Как вы думаете, друзья, — спросила она, наклонившись вперед, готовая к прыжку, — не посмотреть ли нам, как весь свет идет к чёрту?
Беспокойство в глазах Сентября потухло и уступило место выражению какой-то нежности. Никогда не смотрел он с таким удовлетворением на разъезд своих гостей. Он старался поймать взгляд Нинон, чтобы признательно улыбнуться ей.
Гости Иошивари, пьяные, веселые и шумные, танцуя спустились по лестнице. Нинон была впереди всех, на плечах своего кавалера. Все громко распевали последнюю песенку. Пела ее и Нинон.
Высоко, на ступенях лестницы стоял человек. Он засунул два пальца в рот и оглушительно свистел.
Толпа, танцевавшая в экстазе разрушения, толпа, только что разбившая машины, разгромившая заводы, притихла. Те, что стояли поодаль, придвинулись ближе. Было почти темно. Человека наверху лестницы трудно было разглядеть, а когда они узнали его, они не поверили своим глазам. Разве это мог быть Грот, Грот, сторож машины сердца, которого они убили?
Правда, он выглядел жалко. Кровь струилась у него по лицу из раны, которая несомненно убила бы всякого другого. Он выглядел страшно, он выглядел, как человек, который побывал уже в аду и снова вернулся на землю, чтобы рассказать, что происходит там внизу.
Зачем он пришел сюда? Хочет он требовать у них ответа? Пусть лучше откажется он от своей идеи! Они не собирались отвечать за свои поступки. Они стояли молча и недружелюбно смотрели на великана.
Но Грот был непохож на человека, требующего ответа. Язык едва ворочался у него во рту.
Внезапно наступила гробовая тишина, и в этой тишине раздался тихий и хриплый голос Грота.
— Где ваши дети?
Мужчины и женщины переглянулись. Что хотел он сказать? Где же могут быть их дети? Внизу, разумеется, в Городе Рабочих.
Но Грот покачал головой.
Женщины забеспокоились. Что это означает? Почему спрашивает он о детях?
Грот наклонился вперед. Он втянул голову в плечи. Он сжал свою голову руками.
— В Город Рабочих проникла вода. Город затоплен.
Никто не отвечал ему. Толпа застыла.
Грот зашатался. Он присел на ступени лестницы. Нет, они не убили его, хотя и бросили его лежащим замертво. Они пришел в себя, почувствовав на своем лице тонкую холодную струйку воды. Он долго не понимал, что собственно случилось. Но затем взгляд его упал на пробоину в бетонной стене; из пробоины текла вода. Это вернуло ему сознание.
Боже мой, что наделали эти обезумевшие глупцы. Они забыли, что к машине сердца присоединены 30 водокачек, беспрерывно отсасывающих воду. Они не понимали, что, разрушив машину сердца, они остановили водокачки и обрекли на гибель свои жилища и своих детей…
Да, теперь они поняли его. Да, женщины бросились на колени. Они рвали на себе платье. Они стонали: — Наши дети, наши несчастные дети!
