Метресса фаворита. Плеть государева - [137]

— В таком случае преступник или преступники отравили хлеб, — не отставал Алексей. — Хлеб все едят, он быстрее всего уходит, положим, что отравленные куски находились поверх хлебной корзины, их первыми и забрали.

— Возможно, — кивнул Ушаков.

Все эти рассуждения о том, как могло быть, а как не могло, не продвигали расследование ни на шаг.

— Ты бы, Андрей Иванович, в самом деле, уже начал одеваться, я видел, парадный камзол у тебя в задней комнате приготовлен, парик тоже, — должно быть, прочитал мысли Ушакова Толстой. — Я уезжал, бал уже начинался, явимся к шапочному разбору. — Стянув с головы парик и не обращая внимания на осыпающуюся пудру, Пётр Андреевич, теперь старательно вычёсывал нечто из его завитых кудрей.

— Мне одеться — раз плюнуть, сам сказал, камзол да парик, пудра у меня завсегда в кабинете имеется. — Ушаков действительно был уже почти что одет. Бал интересовал его постольку-поскольку, он обязан был бывать там по долгу службы. Смущал сам факт, что Толстой осмелился за его спиной договариваться о чём-то с Могильщиком, но да не отчитывать же его при подчинённых. В любом случае уже давно нужно было ехать.

— Тёмка, скажи кучеру, что мы выходим. — Ушаков вдруг заметил, что Алексей Трепов пристально смотрит на Толстого. Не то слово — смотрит, парень просто пожирал глазами Петра Андреевича.

Не понимая, что может произойти дальше, Андрей Иванович позволил камердинеру надеть на себя парик, после чего Егорка ушёл за камзолом и пудрой. Меж тем Алексей повёл себя и вовсе странно, он тихо подкрался к Петру Андреевичу, наклонился над ним — хвать, и в его руке оказался парик Толстого.

— Что такое? — невольно отпрянул Пётр Андреевич. — Что вы, молодой человек, себе позволяете? — В его голосе слышалось возмущение и страх. Уж больно странен, если не сказать, страшен, в этот момент был дознаватель Трепов.

— Это воск, что ли, натёк? — не обращая внимания на реакцию Петра Андреевича, Алексей протянул парик Ушакову.

— Розовый воск. — Тот пожал плечами. — Должно быть, люстры на этом балу украшены розовыми свечами. У меня что жена, что дочка, как с балов возвращаются, так все в таких каплях. А однажды супруге моей прямо на лоб такая капля упала. Горячая. Пятно с неделю не проходило, уж она его сметаной мазала-мазала...

— Я знаю, как были отравлены студенты! — хлопнул себя по лбу Алексей и, вырвав из рук Ушакова парик, взмахнул им в воздухе. — Эврика, господа! Эврика! — Он весело рассмеялся. — Говорите, в еде и напитках отравы не было. А в...

— Свечах! — выдохнул Ушаков. — Преступник заранее заправил свечи ядом, а потом их зажгли, и капли начали падать прямо на стол, попадая в еду и напитки.

— На капли воска никто и никогда не обращает внимания! — задыхаясь от радостного возбуждения, чуть ли не орал Трепов. — А свечки можно зарядить хоть каждую отдельной отравой и покупать этот яд не в один раз, а, коли пожелается, годы напролёт в аптечных дозах, никто и не обратит внимания.

— Это объясняет и такой странный выбор жертв, — согласился с Треповым Толстой. — Покойники и другие, что были отравлены не до смерти, связаны между собой только тем, что все они так или иначе дружили с сыном кабатчика и были студентами. Получается, что преступник не имел своей целью разделаться конкретно с этими молодыми людьми, ему просто было интересно, например, опробовать подобный способ отравления или испортить репутацию «Медвежьему пиру».

— Очень даже может быть, — кивнул Ушаков, наконец надев при помощи Егора камзол. — Преступнику, пожалуй, тоже время от времени приходится тренироваться. Но остаётся вопрос, если это всего лишь тренировка, на кого он собирался покуситься на самом деле? Ведь если так подумать, это же в любом доме можно установить отравленные свечи и... И ещё. — Ушаков украдкой наблюдал за усаживающимся в карету первым Толстым. — Что на самом деле послужило причиной того, что Пётр Андреевич согласился устроить встречу государыни с Могильщиком? Нет, не так, почему Пётр Андреевич сам встречался с Могильщиком, когда совсем недавно требовал, чтобы этим занимался Ушаков? В тот день пропали санки цесаревича Петра, в которых предположительно могла находиться Катька. А вот теперь вопрос: если сейчас Толстой запросто встретился с Могильщиком, отчего же тогда месяц назад он не мог сделать этот шаг? Если тогда он не мог этого сделать, так как не знал Могильщика лично, получается, что за этот месяц они как-то познакомились. Но если догадка верна, отчего же Пётр Андреевич не сообщил, что историческая встреча состоялась?

Всё это было более чем подозрительно. Ушаков отвернулся от Толстого, смотря в окно. До сих пор он думал, что Могильщик и Толстой не были знакомы, считалось, что в лицо монаха знали четыре человека: Фёдор Юрьевич Ромодановский, Пётр Алексеевич, Екатерина Алексеевна и сам Ушаков. А что, если был ещё кто-то? Интересно, кто?

С другой стороны, Толстой и Могильщик были связаны общим делом. И, если верить Могильщику, который утверждал, что Петра подменили и он явился, чтобы проследить за тем, чтобы корона досталась дочерям Петровым в обход его внуков — детей царевича Алексея, а Толстой обманом вернул в Россию этого самого царевича и затем тот был умерщвлён. Иными словами, Толстой содействовал убийству Алексея, в то время как Могильщик пришёл изничтожить теперь его потомство. Мысль о потомстве Алексея невольно навела Ушакова на образ последней любовницы наследника престола — загадочной Ефросиньи, прибывшей в Россию, будучи в тягости. Та самая женщина, которая, согласно официальным протоколам дознания, была бывшей крепостной воспитателя наследника — Никифора Вязямского, но на самом деле никто её таковой не считал. Уже то, что она знала несколько языков, в частности, свободно изъяснялась на итальянском и чешском, говорило о том, что Ефросинья вряд ли могла быть простой крестьянкой. Во всяком случае, Тайная канцелярия во главе с Толстым сделала всё возможное для того, чтобы даже он — Ушаков — не мог выведать хоть что-то о той, кто имел все шансы, выйдя замуж за вдовствующего наследника престола, со временем сделаться императрицей Российской.