Метод Тране - [2]

За городом, сказал швед. Он сделал попытку вытереть руки тряпкой, но у него были такие сухие руки, что звук напоминал скрежет наждачной бумаги. Обычно он бывает дома три раза в неделю. Тебя это интересует?

Ну.., сказал Тране.

Забудь об этом.

Тране видел, что несмотря на то, что он скреб пальцы тряпкой, они оставались такими же грязными.

Ты хочешь работать у меня? спросил швед.

Да. спасибо, ответил Тране. Очень даже хочу.

А ты не сбежишь?

Нет, сказал Тране. На этот раз нет.

Ты собираешься пробыть здесь больше трех месяцев? сказал швед. Я не возьму тебя, если ты сбежишь через неделю. От меня уже сбежало несколько работников. В прошлый раз ты продержался у меня ровно пятьдесят дней. Кстати, ты знаешь что-нибудь о генераторах? А ты можешь перемотать катушку генератора?

А ты? спросил Тране.

Швед бросил тряпку в ящик с инструментами. Он не ответил и прикурил от зажигалки. Он был небрит и обитал в комнатке за автомастерской.

Вообще-то я собираюсь здесь жить, сказал Тране.

И он на самом деле собирался. Во второй половине дня он поехал в центр города и купил книжный шкаф и кофеварку. Он расплатился чеком и спросил, есть ли поблизости мебельный магазин. У него уже было два стула, но ему понравилось кресло из искусственной кожи, немного старомодное и слишком солидное, с его точки зрения, но он все равно его купил. На противоположной стороне улицы в магазине тканей, по соседству с библиотекой, как он рассказывал Моль, когда вернулся домой, он поручил строгой продавщице сшить занавески. Табличка в витрине магазина сообщала, что для этого требовалось три дня. Она недовольно скривила губы и сделала кислую мину, поведал он Моль. Она вернулась с пляжа, у нее были мокрые волосы, она горела от солнца, она медленно подняла волосы с шеи, и он заметил маленькую родинку, почти невидимую. Это произошло за секунду до того, как он поднял руку, чтобы коснуться ее. Она была на голову выше Тране. Она почему-то была на голову выше всего. Она была на голову выше, даже когда снимала сандалии. Она была не только красивой, но и высокой. Она была стройной, высокой, а на лбу у самых волос у нее были веснушки. Она наклонялась, когда разговаривала с ним, не замечая этого. Для Тране же это ее движение было ужасным. Он не мог привыкнуть к нему, потому что оно вновь и вновь напоминало о том, что он был не просто маленьким, а очень маленьким. Когда она со скрещенными на груди руками склонялась над ним, каждое движение подчеркивало его рост и то, что он искал что-нибудь, на что можно встать. Он рассказал, что купил кожаное кресло и новый стол для кухни из чистого дерева, из дуба, пояснил он, и стулья с подушечками. Он был знаком с парнем, который разбирался в интерьерах, с архитектором, экспертом по размещению мебели в обыкновенных комнатах. Ему очень хотелось поведать ей об архитекторе, но она поднялась на второй этаж готовить обед, жареную рыбу, как понял Тране, он же направился в кухню, и неожиданно взгляд его упал на все то, что он купил в центре города. Мгновение он неподвижно стоял, глядя на коробки, которые возил за собой из города в город, потом критически взглянул на кофеварку и кресло из кожезаменителя. Он почесал в затылке и прошептал: Это не я. Это определенно не я. И он услышал голос наверху, на втором этаже, она напевала песенку из нового фильма, из вестерна, который он уже посмотрел. Со стариной Клинтом Иствудом, подумал он, что-то о переменах, новых методах, стратегиях, а мне-то что делать с этими дурацкими коробками? Он поднялся к ней спросить, есть ли в подвале кладовки. Когда она открыла дверь, он попятился. Она стояла в полутемной прихожей с лопаточкой для жарки в руках, волосы ее были убраны в полотенце, закрученное в тюрбан, и он снова поднял руку и почесал шею, а она сказала: Конечно, в подвал и направо, кладовки справа.

Потом, когда он стащил коробки вниз по лестнице, он понял, что новая квартира — это только начало. Ну что, опять? спрашивал он себя. Ты же покончил с этим. Несколько лет ты убеждал себя, что это больше никогда не повторится. Поговори со шведом. Он-то знает. Он знает больше всех о тех, кто убегает. Ты должен немедленно сделать это, сказал он, запихивая коробки в кладовку, помеченную буквой «А». Он выдохнул и улыбнулся. Естественно, все напрасно, подумал он и вдохнул сырой подвальный воздух. Он долго кашлял. В кладовке мог бы поместиться целый грузовик хлама, он взглянул на коробки и улыбнулся. Единственное, что приносит пользу, — это долговременная и всеобъемлющая стратегия, прошептал он. Тебе надо просто создать ее. Он аккуратно запер дверь ключом, помеченным красным крестом, и прикрепил его к своей связке. После этого он поднялся в квартиру, убрал все следы пребывания в ней сотрудников бюро услуг, распахнул окна, поменял карнизы и плафон в прихожей, включил телефон и позвонил на телефонный узел, чтобы проверить, все ли в порядке. Он поболтал с телефонисткой. Она оказалась квакером. О Господи, квакер, сказал он. Она смеялась так же много, как и он. Внезапно они заговорили об апостоле Павле и его путешествиях по Востоку. Только представь себе, что у него был бы телефон, сказала она и начала рассуждать о неверии и о журналистских способностях Павла, о раскаленных пустынях, разделявших религиозные общины, и о городе неподалеку от турецкого взморья. Я был там в отпуске, поведал Тране. Я ездил туда по путевке. Стояла испепеляющая жара, а я лежал на пляже под зонтиком, жевал печенье и читал английские газеты. Он помнил волны тепла, помнил, как лежал в гостиничном номере с бутылкой воды, как через два дня он взял телевизор в бюро проката, рассказал он женщине-квакеру, смех которой ему нравился, очень удачно расположенном, еще он сообщил, что ему нравится тепло, все виды тепловых волн, сказал он и задумался, а не поняла ли она его превратно. Но она все поняла правильно. Потому что пригласила его зайти на телефонный узел, когда он будет в центре. Мы могли бы сходить в турецкий ресторан, сказала она. Мне нравится турецкая кухня, сказала она. А тебе? Нет, ответил он. Я люблю селедку по-шведски, настоящую селедку, покрытую колечками лука, с пивом и анчоусами. Мне нравится подолгу сидеть за столом, перебирая колечки лука, и то, как темнеет, ты знаешь, как это бывает, когда начинает темнеть, сказал он. Длинные вечера, которые тянутся целую вечность. Длинные северные вечера с идиотскими сумерками, добавил он. Ты знаешь, как это бывает, когда чувствуешь потребность прыгнуть с веранды, сказал он. Без парашюта. Она продолжала заливаться смехом, который ему нравился, и он сказал: Хорошо, я заскочу, когда буду в центре. У меня назначена встреча с архитектором, сказал он и положил трубку. Квакер, подумал он. На телефонном узле в центре. Он навел порядок в шкафах. «Томс Сервис» не стал утруждать себя уборкой в шкафах. Он обнаружил пачку писем, которые бросил в камин, не читая, а на нижней полке, в самом углу за грязной тряпкой, лежал бутерброд с сыром. Он вытащил его, положил на кусок бумаги и отнес на помойку, как величайшую ценность. Сначала он открыл мусорный ящик, помеченный буквой «Б», и сразу понял, что это ее ящик. Среди обычного мусора — картофельных очистков, лампочек, старого утюга — лежали две пустые бутылки из-под Кампари. Она пьет Кампари, заключил он. Розовое Кампари с содовой. Не забудь. Кампари со льдом, может, с кусочком лимона. Это он видел в Греции. Он закрыл ее мусорный ящик и открыл свой, и внезапно почувствовал острый запах Кампари, который он не любил, и подумал о том, что он сможет по вечерам сидеть на веранде, пить маленькими глотками и читать газету, слушая, как она готовит ужин на втором этаже.