Метель - [8]

Он вспомнил хрустального носорога в доме у Надин, носорога, стоящего у нее на этажерке с нотами, с теми нотами, которые она брала своими маленькими пальцами, ставила на пюпитр рояля и играла, перелистывая быстрым, порывистым движением, таким движением, которое сразу передает всю ее порывистую, ненадежную, как мартовский ледок, натуру. И этот сверкающий носорог с острым хрустальным рогом и тонким, завитым, как у свиньи, хвостиком всегда смотрел на Платона Ильича немного насмешливо, как бы дразняще: помни, ты не один ступаешь на этот хрупкий ледок…

«Надин уже в Берлине,#— подумал он.#— Там, как всегда, зимой нет снега, наверно, дождливо и промозгло, а у них на Ванзее и озеро зимою никогда не замерзает, всю зиму плавают утки и лебеди… Хороший дом у них, с этим каменным рыцарем, с вековыми липами и платаном… Как глупо мы расстались, я даже и не пообещал ей написать… Вернусь — непременно напишу ей, сразу напишу, хватит играть в униженного и оскорбленного… Я не униженный и не оскорбленный… а она чудесная, она очень хорошая, даже когда ведет себя как последняя дрянь…»

—#Надо было взять эту пирамиду с собой,#— вдруг произнес он и покосился на возницу.

Перхуша, не расслышав, ехал со своим привычным птичьим выражением на лице. Он радовался, что самокат едет хорошо, как будто и не было никакой поломки, что любимые лошадки его бодры, что метель им не помеха.

«Надо же, даже вбок его не ведет,#— думал он, правой рукой пошевеливая правилом, а левой придерживая вожжи.#— Значитца, ладно дохтур перетянул полоз. Видать, человек со сноровкой, опытнай, сурьезнай. Вишь какой носатай: вези и вези его в Долгое! Дохтора — они тоже многого страшного навидалися, много и чего умеют. Вон летось у Комагона малой попал под косу, так в городе пришили ножку, и приросла, и бегает шибче прежнего… а я, когда морду перекосило, поехал к дохтуру в Новоселец, уколол меня и распластал жвало, и совсем не больно, три зуба вынул, а кровищи полтаза нацедилось…»

Дорога пошла под уклон, лес еще поредел, и вскоре впереди в снежной пелене и замяти возникли неясные очертания большого оврага.

—#Здесь, барин, спешиться надо,#— произнес Перхуша.#— Наверх по такому снежку мои не вытянут. Чай, не битюги трехэтажныя…

—#Спешимся!#— бодро ответил доктор, ворочаясь.

Они спрыгнули с самоката и сразу по колено провалились в глубокий снег. Дорога здесь была совершенно заметена. Перхуша, заклинив правило в одном прямом положении, схватился за спинку самоката со следами старой, полинявшей росписи, и стал на бегу подталкивать его сзади. Но едва самокат миновал дно оврага и поехал вверх, как сразу стал терять движение, а потом и вовсе встал. Перхуша откинул рогожку, спросил лошадей:

—#Чаво вы?

Хлопнул над их спинами рукавицами:

—#А ну, разом! А ну, рывом!

И громко, лихо присвистнул.

Лошадки уперлись в протяг, Перхуша — в спинку. Доктор тоже схватился за спинку, помогая.

—#Ход-чей! Ход-чей!#— высоким голосом закричал Перхуша.

Самокат тронулся и с трудом пополз наверх. Но вскоре снова встал. Перхуша подпер его сзади, чтобы он не съехал вниз в овраг. Лошади храпели. Доктор было опять навалился, но Перхуша остановил, сплюнул, тяжело дыша:

—#Погодь, барин, сил накопим…

Доктор тоже запыхался.

—#Такая вот недолга,#— улыбался Перхуша, сдвигая свою шапку на затылок.#— Ничаво, щас подымимси.

Они постояли, приходя в себя.

Мягкий крупный снег валил густо, но ветер вроде поуспокоился и не швырял в их лица снежные хлопья.

—#Не думал, что тут такая крутизна…#— придерживая спинку, огляделся доктор, крутя своим широким, белым от снега малахаем.

—#Так тутож ручей,#— шумно дышал Перхуша.#— Летом едешь вброд. Водица хороша. Как бывалоча еду — всегда слезу да напьюсь.

—#Не сорваться бы вниз.

—#Не сорвемси.

Постояв и отдышавшись, Перхуша свистнул, крикнул лошадям:

—#А-ну, засади вас! А-ну, рывом! Ры-вом! Рывом!

Лошадки заскребли по протягу. Седок и возница подтолкнули самокат. Он медленно пополз в гору.

—#А-ну! А-ну!#— кричал и посвистывал Перхуша.

Но через двадцать шагов снова встали.

—#Штоб тебя…#— Доктор бессильно повис на спинке самоката.

—#Щас, щас, барин…#— задушенно бормотал Перхуша, словно оправдываясь.#— Зато потом вниз легко прокотимся, до самой запруды…

—#Зачем же тут дорогу устроили… на такой крутизне… дураки…#— негодовал доктор, мотая малахаем.

—#А где ж ее устроить-то, барин?

—#Объехать.

—#А как тут объехать-то?

Доктор устало махнул рукой, показав, что не намерен спорить. Отдышавшись, снова полезли наверх под свист и крики Перхуши. Еще четыре раза им пришлось стоять и отдыхать. Из оврага люди и лошади выбрались вконец уставшими.

—#Слава те…#— только и выдохнул Перхуша, плюя в сторону проклятого оврага и подходя заглядывая в капор к лошадям.

Лошадки были в мыле, пар шел от них, но пар уже был плохо виден: пока выбирались из оврага, стало смеркаться. Измученный доктор скинул малахай, отер свою совершенно мокрую голову, отер пот со лба, достал носовой платок и трубно высморкался. Узкий белый шарф его выбился из пихора и болтался. Доктор зачерпнул пригоршню снега и жадно схватил ртом. Перхуша, накрыв лошадей, скинул валенки, стал вытряхать набившийся в них снег. Пошатываясь, доктор влез на сиденье, откинулся назад и сидел, подставив голову и лицо падающему снегу.