Метель - [3]

Дверь распахнулась, и, едва не столкнувшись с Хейзом, оттуда выскочил высокий мужчина в черном лыжном костюме с капюшоном. Узкое лицо мужчины отличалось красотой и изяществом, орлиный нос напоминал острие топорика. Даже при слабом свете, просачивающемся из коридора, Хейз разобрал, что мужчина очень загорелый, и невольно предположил, что перед ним лыжный тренер. Эту догадку подтвердил значок на правом рукаве — ярко-красные переплетенные буквы П и Р. Показалось нелепым, что этот человек держал в левой руке пару белых коньков для фигурного катания.

— Ох, извините, — сказал он. Лицо его расцвело улыбкой. Он говорил с акцентом — не то немецким, не то шведским. Хейз не мог определить.

— Не за что, — отозвался Хейз.

— Помочь вам?

— Нет, я думаю, что сам справлюсь. Попридержите мне только дверь.

— С удовольствием, — воскликнул он и только что каблуками не щелкнул.

— Снег хороший? — спросил Хейз, протиснувшись в узкие двери.

— Сейчас так себе, — ответил тренер. — Завтра будет лучше.

— Ну спасибо.

— Очень приятно было познакомиться.

— Завтра в горах увидимся, — бодро пообещал Хейз и зашагал вверх по лестнице.

Во всем окружающем сквозило что-то забавное: соседние комнаты с одной-единственной ванной, да еще такие кельи, жара в одной, а в другой стужа, и то, что под ними мастерская, и то, что начался обильный снегопад, и даже торопливый лыжный тренер с его вежливыми тевтонскими манерами, горловым голосом и фигурными коньками — вся обстановка отдавала фарсом. Хейз расхохотался, поднимаясь по лестнице. Когда он вошел в комнату, Бланш уже растянулась на его кровати. Он поставил чемоданы.

— Что там было смешного? — спросила девушка.

— Ни дать, ни взять — бутафорская гостиница из оперетты, — пояснил Хейз. — Пари готов держать, что и гора здесь — только декорация. Вот завтра утром пойдем туда и убедимся, что она нарисованная!

— У тебя приятная и теплая комната, — сообщила Бланш.

— Верно. — Хейз принялся запихивать лыжи под кровать, а она следила за ним заинтересованным взглядом.

— Ты что, ожидаешь врагов?

— Все возможно в этом мире, — он снял пояс и вынул пистолет из кобуры.

— Ты что, и завтра на лыжах будешь его носить? — осведомилась Бланш.

— Нет. В этот карман с «молнией» пистолет никак не влезет.

— Я намерена спать в этой комнате, — вдруг сказала Бланш.

— Как хочешь, — согласился Хейз. — А я пойду в соседний холодильник.

— Гм, не то чтобы я именно это имела в виду…

— А?

— Разве детективы никогда не целуются?

— А?

— В городе мы два вечера провели вместе, да и потом три часа ехали вдвоем в автомобиле, а ты меня еще ни разу не поцеловал.

— Ну, я…

— Хочу, чтобы ты меня поцеловал, — задумчиво произнесла Бланш. — Если, конечно, устав не запрещает.

— Думаю, что позволит, — проговорил Хейз.

Скрестив руки под спиной и блаженно вытянув ноги, Бланш глубоко вздохнула.

— Кажется, мне здесь все-таки понравится.

Глава 3

Ночь наполняли звуки.

Теснясь на одинарной кровати, они прежде всего услышали шум газовой горелки. Через равные промежутки времени щелкал термостат, наступала трехсекундная пауза, потом из подвала старой деревянной пристройки словно вылетал реактивный самолет. Хейз никогда в жизни не слыхивал такой шумной газовой горелки. Алюминиевые радиаторы и вентиляторы исполняли каждый свою симфонию: тарахтели, позванивали, стонали, вздыхали и шипели. Время от времени из туалетной в коридоре доносился шум воды — в тихом горном воздухе он казался грохотом водопада.

Раздавался и другой звук. Резкий пронзительный скрежет металла. Хейз встал и подошел к окну. Внизу в мастерской горела лампа, отбрасывая на снег желтый прямоугольник. Со вздохом Хейз вернулся в постель и попытался заснуть.

По коридору беспрестанно топали лыжные ботинки, жильцы расходились по своим комнатам, хлопали двери, время от времени визгливо смеялась какая-нибудь опьяненная горным воздухом лыжница.

Голоса:

— …та слаломная трасса потруднее.

— Да, но не так уж…

Пауза.

Новые голоса:

— …не думаю, чтобы наверху все расчистили.

— Но ведь они должны, разве нет?

— Во всяком случае, не на Склоне Мертвеца. По такой погоде они туда вообще не доберутся. Уже больше сорока сантиметров, и все валит и валит…

Из подвала опять «вылетел» реактивный самолет. Вентиляторы завели оркестровую сюиту, а радиаторы обеспечили контрапункт. И снова голоса — громкие, возбужденные:

— …потому что он себя воображает Господом Богом!

— А ты не воображаешь?

— Предупреждаю тебя! Не подходи к нему!

Девичий смех.

— Предупреждаю. Еще раз увижу…

Тишина.

В два часа ночи в гору двинулись снегоочистительные машины. Они подняли такой грохот, как моторизованные части Роммеля, угрожая сию же минуту развалить стену и ворваться с ревом в комнату. Бланш захихикала.

— Это самая шумная гостиница из всех, в которых я когда-нибудь спала.

— Как твои ноги?

— Им хорошо и тепло. Ты очень горячий.

— Ты тоже.

— Почему бы тебе не поцеловать меня еще раз?

— Сейчас. Минутку…

— Ну?

— Я сейчас слышал что-то странное…

— Что?

— Ты не слышала? Какой-то особенный гудящий звук.

— Я слышу так много звуков…

— Чш-ш-ш.

Они помолчали несколько минут. Войска Роммеля с боем брали склон. Из коридора донесся шум воды. Мимо двери простучали ботинки.