Метаморфозы: танцор - [12]

Он был жив, но лучше бы он был мертв. Нельзя, чтобы у живого человека был такой взгляд. Взгляд человека, который превратился в раздавленного червяка. Что увидел он в моих глазах в тот момент, когда боль пробила плотину, и бешенство хлынуло наружу? Когда нижняя часть лезвия, так и не достигнувшего сердца, сначала прогнулась, а потом разорвалась в клочья, пронзив осколками его лицо, грудь и руку? Когда раскаленная рукоять выпала из его ладони вместе с кусками дымящейся плоти?

Кровь еще только начинала растекаться кругами, заполнять мелкие неровности деревянного пола и складок одежды, как Тон Фог выскочил за дверь комнаты. Чтобы вызвать помощь? Солдат? Врача? Трудно было ожидать проворства в этом тихом, незаметном, интеллигентного вида капитане. Но только проворство спасло его от одного из осколков, торчащего сейчас в спинке стула.

Моя кровь тоже лилась струей по развороченной, жутко обожженной ладони, по дрожащей руке на разбитую и посеченную поверхность стола и еще ниже, на пол. Еще чуть-чуть и кровь несостоявшегося убийцы сольется с кровью несостоявшейся жертвы. Кто из нас кто? Что я делаю? С кем я воюю?

Логор двинулся спокойно, решительно и не возникало сомнений, зачем. Ничего не отражалось в его застывших глазах.

— Убьешь? — тихо спросил я. Бешенство еще было рядом, оно еще рвало душу и жаждало боя. И только одно чувство было сильнее — стыд. Было невыносимо стыдно, и боль искалеченной руки отходила на десятый план. Почему так стыдно? Я же только защищал себя, это он напал на меня, безоружного, исподтишка. Я даже не тронул его, не ударил, почему? Но совесть — судья, с которым мне всегда было трудно договориться. И вот опять. И здесь. В первый раз в этом мире.

Логор молча переступил через хрипящего Варина, встал напротив, не обнажая оружия, и посмотрел на меня. А потом разорвал рубаху, оторвал неровную ленту и стал накладывать жгут. Мне.

Что я творю?

…

Мы собрались в другой комнате небольшого особняка, превращенного нами в штаб, только к вечеру. Варин выжил, но проку в ближайшие недели от него было мало. Многочисленные раны были не столько опасны, сколько болезненны и кровавы. Но хуже всего досталось психике этого гордеца и забияки, равно любившего поесть и подраться. Варин молчал. Выл, катался от боли, рычал на Фоку. И молчал. Ни фразы, ни слова.

Мы собрались в другой комнате, но изменилась не только обстановка. Изменилась сама атмосфера. Три натянутых, как струна, человека и я, перебинтованный и в который раз накачанный обезболивающим. Лилина остались крохи, солдатам его уже давно никто не давал, для офицеров и сержантов его скоро не останется. Но даже из этого смешного количества листьев Логор забрал большую часть и отложил отдельно. Мне. Подлецу, лгуну, самозванцу. Не важно. Цель названа, шаги сделаны, путь впереди.

Левая рука, раненая стрелой в бою с шаргами, в повязке и прижата к телу. Правая рука, пробитая и развороченная, опухшая и дергающая острой болью, на столе. И капли проступающей крови пачкают поверхность.

— Это было сильно, — Меченый все также удобно устроился, вытянул ноги, откинулся на стул, но меня это не обманывало. Этот дядька, даже улыбаясь или похрапывая, готов ко всему. — Только знаешь, мы уже седые тут все, на многое в жизни насмотрелись. Не верю я тебе, Мор.

— Я не буду тебя убеждать, Меченый. Я просто уйду, на север к своим, или на юг, к врагам, но я уйду, и тебе тогда станет спокойней. А когда вернусь к куче костей, которой вы станете, я найду твои и спрошу. Я спрошу твой череп: «Ты доволен?». И тебе нечего будет ответить. И нечем. Я не собираюсь уговаривать. Все просто. Или — или. Мне не нужна власть, мне не нужна слава и обожание. Но мне нужно, чтобы Валенхарр выстоял. А значит, вы будете делать то, что я скажу.

— Крестьянин, надо же, — в этот раз Логор сидел спокойно, куда-то пропали его ерзание и кряхтение. — Ладно, что ты предлагаешь?

— Я не предлагаю, — мне может быть больно, мне может быть стыдно, но я все равно дойду до конца.

Пауза.

— А он был забавный, — проговорил Тон Фог.

— Кто?

— Варин. Забавный, хотя и дерьма кусок, конечно.

Соль на рану? Меня трудно смутить. Не здесь. Не сейчас.

— Жив он еще.

— Жив, жив. Только забавным он уже не будет. Мы слушаем тебя, Мор. Высший ты или нет, не знаю, но товарищ ты точно непростой. Говори.

Это была не победа. Не должно быть побед с таким мерзким привкусом. Пусть. Мерзкий привкус не самая большая плата за еще один сделанный шаг. По крайней мере, я готов заплатить такую цену.

— Ворота не закрывать. Всех людей собрать. И женщин. И детей. Бродяг тоже. Всех. Все должны работать и легко не будет…

…

Сегодня…

Сегодня вообще мало чем отличается от вчера, от позавчера, от вереницы других бесконечно похожих дней. Оно по своей сути такое же. Время, когда убита очередная тайна, развеяна интрига. И только в завтра всегда скрыта загадка.

Сегодня они снова брели по замшелому болоту, обходили промоины, искали тропы, шли вперед, чтобы через пару часов обнаружить, что прохода нет и нужно возвращаться. Возвращались по памяти, по отложенным в ней приметам, чтобы искать развилку, новый путь и идти уже по нему. Однообразная муть тины под ногами, однообразные тяготы и одни и те же испытания. Тот же дождь, та же грязь, та же топь. Жизнь от привала до привала, от первого луча света до последнего, от этого кусочка земли до того, которого еще не нашли. Бурая земля, серая рассеянная хмарь и серые мокрые плащи спутников.