Метаморфозы - [10]

— Но если Волдеморт сейчас похитит меня, он похитит вас, так ведь?

— Это вполне логично предположить, — с издевкой ответил Северус.

— Но он и вас может поприветствовать словами «Авада Кедавра».

— Безусловно, — Снейп сдержанно кивнул, все же отрезая от головы Поттера нужную ему прядь, воспользовавшись внезапным спокойствием мальчика.

— Но вы же погибните! – воскликнул Гарри, глядя на него удивленными глазами.

— Потрясающая проницательность, — едко прокомментировал Снейп. – Сами догадались или подсказал кто?

— Зачем вам это? – тихо спросил Поттер, без обычной ненависти в голосе и взгляде. – Зачем вы рискуете своей жизнью ради меня? Вы ведь меня ненавидите.

Северус даже немного растерялся от его тона и взгляда. «Он что, переживает за мою судьбу? Бред какой‑то! Это неправильно… Нет, мне показалось».

— Как я уже говорил раньше, ни мои, ни ваши желания, симпатии или антипатии сейчас не имеют значение. У каждого из нас своя роль и свои обязательства перед Орденом. Нам остается только смириться.

Его голос, когда он говорил это, не был ни ехидным, ни саркастичным, скорее просто уставшим. Не желая продолжать беседу в таком тоне, Северус поспешно удалился, оставив Гарри наедине с его мыслями, а сам вернулся к своей роли.

И все же, если бы кто‑то осмелился спросить Снейпа, был ли этот опыт так уж невыносим, а он решил бы ответить честно, то он, скорее всего, вынужден был бы признать, что было одно приятное обстоятельство. Гермиона Грейнджер.

Глава 4. Маленькое разоблачение.

Для Гермионы Грейнджер последние две недели сентября и первая неделя октября стали серьезным испытанием. Мало того, что домашнего задания у семикурсников было больше, чем когда‑либо, а Лорд Волдеморт внезапно затаился, чем вызвал озабоченность у членов Ордена. Была еще пара обстоятельств, что отравляли ее жизнь в эту осень.

Во–первых, отношения с Роном развивались совсем не так, как ей того хотелось. Их взаимное увлечение друг другом постоянно спотыкалось о полное взаимное непонимание.

Оказалось, что, будучи просто его подругой, она могла спокойно позволить себе не интересоваться квидичем, не давать списывать, напоминать, что надо серьезнее относится к учебе, и уделять внимание Гарри и его проблемам, которых у него всегда было больше, чем обычно выпадает на долю ребят его возраста. Однако, как его девушка, Гермиона должна была делать все наоборот. «Любишь меня – люби и мою собаку» — это выражение в последнее время приобретало для Гермионы новый смысл. И он был ужасен. Девушка всегда с удовольствием болела за команду Гриффиндора в матчах за Кубок Школы по Квидичу, но абсолютно не понимала, как можно говорить об этом всю следующую неделю. Ей было не жалко выполненного домашнего задания, она просто хотела, чтобы мальчики со временем стали хорошими колдунами, а не какими‑то недоучками. А Гарри она любила как друга, не больше, и никогда не хотела таким образом вызвать ревность Рона, но почему‑то получалось именно так. И вот теперь Рон обижался, что она не разделяет его интересы, любит выставлять напоказ свое интеллектуальное превосходство и флиртует с Гарри, чтобы поддерживать соперничество между друзьями. По крайней мере, Рон так считал. И переубедить его было трудно.

У них почти не было общих тем для разговора. Когда они были просто друзьями, все было гораздо проще: был враг, который угрожал Гарри, Хогвартсу и всему магическому миру и нужно было ему противостоять, что они с успехом и делали. Им не приходилось скучать, равно как и искать темы для разговора.

Рон нравился ей с первого класса. Она не сразу осознала, что влюблена в него, для этого им пришлось повзрослеть, но она никогда в этом не сомневалась. Она была действительно счастлива, когда смогла обратить на себя его внимание, ведь очень долго он воспринимал ее просто как еще одного друга, не такого близкого, как Гарри, но очень полезного. И вот она добилась его любви, и куда это ее привело?

Его ревность, постоянные претензии и откровенная тупость во многих вопросах были невыносимы, но она все еще лелеяла свою любовь к нему, ведь это была ее первая любовь. А первенцев любят всегда сильнее других. Первая любовь, первый парень и… Да, это тоже было проблемой: Рон хотел стать ее первым мужчиной. Не то, чтобы у Гермионы были другие планы на этот счет… Просто сейчас она чувствовала себя неготовой к этому.

Она была неплохо осведомлена в теории, прекрасно понимала химию, биологию и анатомию процесса, но ни разу она не почувствовала настоящего желания. Она знала, с какими проблемами им обоим предстоит столкнуться в первый раз. В том, что первым раз будет для обоих, она не сомневалась: Рон был слишком неловок и откровенно неопытен. Возможно, именно поэтому она и боялась перевода их отношений на новый уровень: она читала, что неопытные мальчики умудряются так измучить девушку в первый раз, что после этого желание у нее пропадает очень и очень надолго.

Для Рона она приводила, конечно, другие доводы, вроде таких: давай подождем, мы совсем недавно вместе («Мама говорила мне, что порядочная девушка не должна сходится с парнем слишком быстро», — сказанное с улыбкой), идет война и не время сейчас думать о таких вещах («Рон, сейчас не время, скоро все изменится… У нас еще вся жизнь впереди», — сказанное с нежностью и любовью), в Школе это запрещено, и за этим строго следят («Ты хочешь, чтобы нас поймал профессор Снейп? Тебе с ним проблем мало?» — сказанное с выражением искреннего беспокойства за судьбу Рона). Но ничего не помогало. Каждый довод воспринимался как отговорка (коими они и были, по сути) и личное оскорбление. После этого Гермиона обычно или старательно интересовалась квидичем, или уходила в библиотеку, лечить страдания книгами. Проблема была в том, что она не хотела терять Рона, но и поддаваться на его шантаж считала ниже своего достоинства.