Метаморфоза мифа - [32]

– Погоди! А лица прохожего ты, естественно, не видел?

Парень обвёл следователей взглядом своих немного странных глаз и поманил пальцем Князева. Тот нагнулся и услышал его громкий шёпот:

– Командир, ты можешь своих отослать. Я тебе только скажу.

– Делавары покиньте фигвам! Через десять минут вернётесь.

Подчинённые нехотя убрались за дверь.

– К чему такая таинственность?

Парень напряжённо уставился в глаза капитана и долго его испытывал, словно играя в гляделки.

– Ты будешь говорить? А то десять минут уже скоро истекут.

– Знаешь, капитан, а ведь рядом с тобой работает предатель. Этот, как его, оборотень.

– Ты это про кого?

– Про кудрявого с перебитым носом.

– Про Сашку?

– Не знаю, как его зовут, – парень помолчал, а потом добавил: – Хорошо, забудь. Зря я, наверное, это сказал. Бумеранг прилетит мне прямо в зубы.

– Нет уж. Раз начал – договаривай. С чего ты это взял?

– Ладно, всё равно проболтался, – типус махнул рукой. – Слушай, командир, это ведь он передо мной шёл.

– Он? Но человек в ветровке был к тебе спиной.

– Точно! Но перед тем, как рвануть, он на миг сделал полуоборот головы. Вот так! – свидетель повернул свою голову почти на 90 градусов. – Я только сейчас вспомнил его морду. Это была его рожа: наглая, рыжая, кудрявая.

– Шура не рыжий.

– Рыжий, не рыжий! Какая разница? Его морда была, командир! Запомни мои слова.

Олег встал и отвернулся к окну, пытаясь вспомнить, что было вечером в среду, когда умер Курсаков. В этот вечер, что очень редко бывает, он отпустил своих сотрудников ровно в шесть вечера. И Адливанкина после этого, как ветром сдуло.

– Ещё что-то можешь сказать или припомнить? – развернулся капитан к свидетелю.

– Я тут, подумал, командир. У меня есть предложение. Хочешь, я опишу его лицо до мелочей.

– Чего его описывать, если ты на Шуру Адливанкина пальцем указываешь.

– Нет, я тоже могу ошибиться. Все мы люди. Нам это свойственно. А в моём предложении ошибка исключена.

– Объяснись.

– У меня не было детства. Я был беспризорником, – увидев недоверчивую улыбку Князева, парень в шапке немного раздражённо добавил: – Это вы, жители больших городов, никогда ничего не видите дальше ваших кольцевых дорог. А на просторах России творилось и творится всякое. Я своих родителей в пять лет потерял. Не знал ни имени своего, ни фамилии, ни места, где родился. Особенно обидно было, что в голове не осталось воспоминаний ни о папе, ни о маме. Как они выглядели, я не помнил.

– Это ты к чему?

– К тому, что я всё детство просил милостыню, воровал и работал в поле, собирая лук, чеснок и хлопок. Шесть лет назад в НИИ на Кирова я встретил Климента Ефимовича Ряховского, выдающегося учёного. Я там одновременно санитаром, уборщиком и дворником подвязался. Как-то раз, рассказал я ему о своей проблеме, и он провёл надо мной опыт. Этот опыт помог мне всё вспомнить до мелочей. Климент Ефимович подключил меня к специальному аппарату и методом гипноза отослал в детство. Так я узнал своё имя. Родился я, судя по описанию мной улиц города, где-то в Средней Азии. Мне даже удалось увидеть ту последнюю для нашей семьи ночь. Я проснулся, когда мать схватила меня в охапку и забралась со мной в кладовку. Отец находился в комнате и успокаивал, что всё будет хорошо, нас не тронут, и мы завтра с утра побежим на вокзал. А из-за стены раздавались дикие визги соседей, которых резали пачками.

Он замолчал, а затем вздохнул:

– Вот так я вспомнил мать и отца. Всё до сих пор стоит перед глазами. Расправившись с соседями, они взломали дверь нашей квартиры. Я видел, как убили моего отца. Мама была очень красивой и её потащили в спальню. Остальные твари стали рыться в наших вещах. Мать кричала: «Юрка, беги!» И я убежал.

Он снова помолчал минуту и подытожил свой грустный рассказ спокойным холодным голосом:

– Вот такие дела порой творятся в наше чрезвычайно просвещённое время. Спасибо профессору, что помог мне получить паспорт и российское гражданство. Так вот, если вы отвезёте меня к нему в институт, я чётко увижу лицо того парня в ветровке. И тогда смогу либо подтвердить свои обвинения, либо опровергнуть.

– Хорошо, – Князев не знал, как ему относиться к рассказу странного на вид свидетеля. – Ты пока иди. Если понадобится такой эксперимент, я позвоню.

Адливанкин вернулся через час. Он стал осматривать шкафы и то, что лежало на столе капитана.

– Олег, а куда подевался золотой айфон?

– С какой целью интересуешься?

– Полкан вызывал, вопросы задавал, – Шура состроил физиономию, очень напоминающую выражение лица нового начальника, и произнёс точь-в-точь голосом Бояринова: – У нас был этот самый вещдок, а приезжим следователям мы его не передали. Почему не передали и где он в настоящий момент?

Князев мысленно ухмыльнулся: вот работнички! Только-только спохватились. Впрочем, я изначально докладывал Бояринову, что при голом прокуроре ничего не было. А золотой айфон обозначен в протоколе задержания Бадая, как «сотовый телефон жёлтого цвета». Вдобавок у бойца Кипиша было аж четыре аппарата.

– Он к делу о столичном прокуроре не имеет никакого отношения. Я его у Бадая изъял, а не в машине нашёл.

– Да, понятно-понятно. Но полкан угрожает завести против нас внутреннее расследование, – он опять изобразил полковника. – Если сегодня же не вернёте золотой девайс – пеняйте на себя.