Метаморфоза мифа - [31]

Шрифт
Интервал

– Приходится терпеть. У него есть и деловые качества. Он, например, никогда не тянет резину.

«Разделавшись» с коллегой, Шура переключил своё внимание на Князева.

– Насяльнике, что у нас там за типус в коридоре сидит?

– Понятия не имею.

– Свидетель. Мой свидетель, – пояснил с помпой в голосе Рябов.

– Свидетель Иеговы? Очень странный типус. Я его спрашиваю: чего сидим? А он в ответ: сижу, значит, надо – и кому какое дело?

– Макар, это кто? – поинтересовался капитан.

– Это Виролайнен, тот самый парень, который пытался оказать первую помощь Курсакову.

– Зачем ты его вызвал?

– Так, а как по-другому?

– Опять темнишь?

– Шеф, как не крути, а надо его сейчас допросить.

– Задолбал! Почему от тебя с первой попытки никогда никакого толку не добьёшься?

– Он привык взятки выколачивать. Разве ты, насяльнике, не видишь? Чисто гаишник на обочине: всё намёками, всё иносказательно.

– Но-но! Я попросил бы совесть мою не обижать своими грязными инсинуациями! – возмутился Рябов, улыбаясь во всю мощь своего рязанского лица. – Пришли результаты вскрытия Курсакова. Они показали, что он скончался от отравления ядом, который ввели уколом в его правое бедро. Яд смертельный, на основе рицина. Действует мгновенно.

– Зачем тебе тогда свидетель?

– Он мог видеть человека, который контактировал с покойником перед его смертью. Дело в том, что камера зафиксировала участников драки со стрельбой из травматов. Но Курсаков в её объектив не попал. Он был чуть левее, на тротуаре, идущем вдоль стоянки, на которой и началась драка. Поэтому единственным потенциальным свидетелем, видевшим убийцу, мог быть Юрий Виролайнен.

– Зови! Расспросим, послушаем, сделаем выводы.

Свидетель оказался не «мужиком» и не «типусом». Судя по паспорту, он был в возрасте Христа. Правда, внешне выглядел как лицо неопределённого возраста. На нём были одеты изрядно поношенные берцы, штаны маскировочного цвета и чёрная футболка с надписью «Сделано в СССР». Лицо поросло двухнедельной щетиной, а на голове красовалась чёрная вязанная шапочка.

– Снял бы шапку, – предложил ему Адливанкин.

– Не-а! Это часть меня. Если только со скальпом.

– Настоящий индеец, – подытожил впечатление Князев.

– Чего вы к моей голове привязались? Спрашивайте скорее, а то мне некогда с вами ерундой заниматься.

– Государственные дела ждут? – слова Шуры сквозили сарказмом.

Но парень не обиделся. Он потёр крупный нос и спросил:

– Чего вызывали?

Олег взял стул и присел напротив него:

– Слушай! Ты же видел, как упал Курсаков?

– Кто это? А, понял! Да, видел.

– Опиши нам подробно.

– Я шёл, началась стрельба, он упал. Я тоже. Смотрю, его корячит, ну я и подполз. Я же рассказывал гражданину полицейскому, – указал он на Рябова.

– Нет, ты нам подробно опиши: где был ты, где он, откуда стреляли. Был ли ещё кто-нибудь из прохожих рядом.

– Описать? Это можно. Я шёл со сходняка. Ну, там немного хлебанули. Прохожу мимо этой стоянки. Там чего-то толпа занялась. И вдруг: бах, бах! Смотрю народ побежал, а этот свалился. И слышу, пули свистят. Я тоже инстинктивно припал к земле.

– Это понятно. Ты шёл навстречу Курсакову?

– Покойнику? Ну, да!

– Какое до него было расстояние, когда он упал?

– Не знаю, шагов семь-восемь.

– А рядом никого не было?

– Рядом? Был! Впереди меня парень шёл в ветровке.

– Куда он делся?

– Никуда, он сразу убежал.

– Подожди! Ты можешь описать подробно? Вот, смотри, – Князев на листке бумаги набросал примерную схему места происшествия, – здесь была компания стрелков. Здесь тропинка. Укажи, где был ты и где покойный.

Парень указал пальцем:

– Здесь я, а здесь он.

– А где был парень в ветровке?

– Парень? Между нами.

– Точно?

– Дай подумать, – типус закатил глаза. – Да! Вот сейчас всё вспомнил! Я шёл за «ветровкой» и даже не видел этого, Корсакова.

– Курсакова, – поправил Олег.

– Ага, Курсакова. Вдруг: бах, бах! Парень в ветровке побежал и только тогда я увидел покойника. Он так неестественно упал, что я сразу подумал, что его подстрелили. Стоп! Он не сразу упал. Он стоял и сначала тряс руками, как будто у него что-то забрали. Вот так! – свидетель вытянул руки вперёд и подёргал ладонями. – А уже затем завалился на бок, словно ноги перестали держать.

Его перебил Адливанкин:

– Что-то он слишком много действий произвёл. И руками помахал, и упал, а затем ещё и речь предсмертную толкнул.

– Ты к чему это Шура? – поинтересовался Князев.

– Не может человек, отравленный рицином, успеть столько дел сделать. Рицин – это яд, пострашнее цианидов.

Свидетель выслушал и возмутился:

– Чего это? Выходит, я вру?

– Может, и не врёшь, – ухмыльнулся Адливанкин, – а просто сочиняешь. Поди много выпил перед этим. И не такое со страху могло померещиться.

– Нашёлся специалист! – изобразил из себя обиженного до смерти человека парень в шапке. – А ты знаешь, что даже самый сильный яд, попавший в жировую прослойку, не действует мгновенно.

– Он прав! – согласился капитан.

Адливанкин только пожал плечами и, изобразив на своём лице полное недоверие к свидетелю, отошёл в сторону.

– Продолжай! – обратился Олег к типусу.

– Чего продолжать? Всё. Дальше я к нему подполз. Он сказал про КамАЗы и откинул копыта.


Рекомендуем почитать
Время пастыря

«Время пастыря» повествует о языковеде-самородке, священнике Лунинской Борисоглебской церкви Платоне Максимовиче Тихоновиче, который во второй половине XIX века сделал шаг к белорусскому языку как родному для граждан так называемого Северо-Западного края Российской империи. Автор на малоизвестных и ранее не известных фактах показывает, какой высоко духовной личностью был сей трудолюбец Нивы Христовой, отмеченный за заслуги в народном образовании орденом Святой Анны 3-й степени, золотым наперсным крестом и многими другими наградами.В романе, опирающемся на документальные свидетельства, показан огромный вклад, который вносило православное духовенство XIX века в развитие образования, культуры, духовной нравственности народа современной территории Беларуси.


Ayens 23

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

Действие рассказов И. Сабо по большей части протекает на крохотном клочке земного пространства — в прибалатонском селе Алшочери. Однако силой своего писательского таланта Сабо расширяет этот узкий мирок до масштабов общечеловеческих. Не случайно наибольшее признание читателей и критики снискали рассказы, вводящие в мир детства — отнюдь не безмятежную и все же щемяще-сладостную пору человеческой жизни. Как истинный художник, он находит новые краски и средства, чтобы достоверно передать переживания детской души, не менее богатые и глубокие, чем у взрослого человека.


Одна лошадиная сила

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Когда взорвётся Кракатау

«Шеф:– Татьяна Петровна! Документы!Документы, документы… Вы где? Только что тут в папке лежали. Лежали, лежали… Чёрт, ноготь сбила. На красном лаке так виден надлом. Маникюрша убьёт.– Так что?Шеф? Ты ещё тут?Бегу по коридору…».


Личный дневник Маргариты

Много ли откровенности вы можете позволить себе даже наедине с собой? А записать на бумагу и отдать на суд читателя?Чистосердечный рассказ домашней девочки, привлекательной и умненькой, ставшей стриптанцовщицей по стечению обстоятельств. Череда дней – промежуток жизни от 17 до 26. Просто ли скатиться в ту пропасть, которой так боится мама, воспитывающая дочку в «Институте благородных девиц – филиале на дому», и откуда та сбежала в бытие вседозволенности. «Жизнь – это не лицензионное соглашение к игре. Здесь нельзя просто поставить галочку «я согласен» и, не читая, листать дальше».Профессионализм, пришедший со всеми «постоянными клиентами», заработок на коктейлях, «на шесте» как бонус за внешние данные.