Метагалактика 1993 № 3 - [49]

Еще день, если не больше, пришлось мне потратить на окончательное обдумывание пока еще тайного намерения, после чего, подготовив для этого внешне правдоподобную, но целиком вымышленную почву, я за завтраком посвятил в свои планы Френсиса Хьюза. Как я заметил, мои слова были восприняты с некоторым сожалением и даже с грустью, однако противиться, а тем более отговаривать меня археолог не стал.

— Разумеется, сэр, вы окрепли и теперь можете спокойно возвращаться к себе, когда вам только заблагорассудится, — неспеша говорил Хьюз, несколько шокируя меня полным безразличием. — Я далек от того, чтобы давать вам рекомендации, но думаю, сэр, вы не откажитесь выслушать один единственный совет седовласого старика.

— Как вы заметили, мистер Хьюз, я всегда безропотно следовал вашим советам, — дружески ответил я, — благодаря им, я находил утешение даже в своем безвыходном, тяжелейшем положении, и вот теперь, смею заверить, перед возвращением в поместье они приобретают для меня еще более значимую окраску.

Я сам не знаю, говорил ли тогда правду, или кривил душой, но Хьюз выслушал меня с явным почтением, сделавшим его голос еще более мягким.

— Так вот, сэр, чтобы не повторилось того, что было, перестаньте думать о том, чего нет. Поверьте, это очень просто: принимать шелест листвы за шелест листвы, а вой ветра за вой ветра. Заставьте свое воображение избавиться от призрака какого-то голубого дракона, призвав на помощь разум, и для вас в один миг он перестанет существовать. Единственное, что пагубно может сказаться на вашем настроении будет все то же одиночество, но в этом случае вы не должны никогда забывать, сэр, что если этого потребуют обстоятельства, старый Френсис Хьюз в любую минуту готов прийти к вам с советом и помощью.

Мы тепло простились на пороге ветхого домика, где, казалось, я пробыл всего несколько часов. Категорически отказавшись от предложения воспользоваться двуколкой, я отправился к себе пешком, выбрав самый неторопливый шаг и самую длинную дорогу. Признаюсь, уже первая тысяча футов за спиной создала у меня на редкость устойчивое и неприятное ощущение погружения в мрачную серую бездну, настолько изменил местность недавно прошедший дождь. По-прежнему веяло живительной свежестью, но теперь она приносилась сюда частыми порывами холодного ветра, гнавшего по небу нескончаемые плеяды тяжелых фиолетовых туч, спускавшихся так низко, что, казалось, их исполинские монолиты задевали кроны отдельных деревьев и даже округлые вершины гигантских валунов. За все время своего пребывания здесь я не видел такой гнетущей, неприветливой и пасмурной погоды, однако на сей раз напутствующий совет старика Хьюза помог мне избавиться от чрезмерно мрачных впечатлений. Отдохнув телом и душой, и заморозив струну ужаса в своем восприятии окружающего, я стал относиться ко всему так, как делал это в те недавние времена, когда мой проклятый архив — этот источник невообразимых бед — был на надежном, неприступном замке. И все же, не переставая удивляться тому, какую дьявольскую призму я собственноручно соорудил перед своими глазами, я тем не менее был еще довольно далек от внутреннего восторга и ликования. Мисс Дортон и ее невероятная судьба — вот, что продолжало оставаться непреодолимым барьером, отбрасывающим в прошлое при любой попытке к нему подступиться.

«Хотя старик Хьюз и относился ко мне, как к впечатлительной и наивной барышне, все же во многом он был безусловно прав, — вслух бормотал я, отчаянно сопротивляясь сильным порывам встречного ветра и придерживая рукой кепи, — Молодая леди просто не могла решиться сохранить в тайне свою поездку в эти забытые жизнью края, а в таком случае здесь бы уже давно была полиция. Но прошло столько времени, этого не произошло, значит…»

За всю дорогу раза три я возвращался к этой спасительной мысли и те же три раза застревал на одном и том же месте, откуда память безжалостно отбрасывала меня в самый очаг недавних событий в «Поющем Камне», отчего, вынужден признать, даже на холодном ветру мне становилось невыносимо жарко. Дичайшее противоречие между здравым смыслом и моей непоколебимой уверенностью в достоверности всего происшедшего заставило меня настолько ускорить шаг, что опомнился я только на самых подступах к имению, застыв на некоторое время возле массивной чугунной ограды.

Мое отсутствие исчислялось каким-то десятком дней, но разве мог я допустить, что за столь короткое время здесь может все так преобразиться и помрачнеть. Мой дом, вобрав в себя все самое зловещее и печальное, выглядел еще более запущенным и мертвым, словно специально был выстроен сатанинской силой для обитания коварных призрачных духов. Как-то совсем по-новому смотрел я на узкие темные окна, остроконечную, тронутую плесенью крышу, неизменно перенося тревожный взгляд на дверь подъезда, где, казалось, вот-вот должна появиться сгорбленная фигура омерзительного Джонатана. И все же самое сильное беспокойство причиняла царящая здесь могильная тишина, неподвластная даже вездесущему ветру, чьи резкие порывы склоняли голову перед ветхими старыми стенами.