Метафизика любви - [181]
Но для ordo amoris имеет значение и односторонняя связь. Во-первых, «задание» любить человека может иметь место и тогда, когда он никак не отвечает на нашу любовь. Целостная красота индивидуальности другого человека, особым образом открывшаяся нам, также может заключать в себе требование любви, и поэтому я не просто буду его любить больше, чем другого человека, красоту которого я не понял, но я это и обязан делать. Однако односторонняя связь имеет и другое значение в ordo amoris. Любовь, которую обращает на нас другой человек, содержит в себе призыв к ответной любви[69].
3. Односторонняя связь человека с нами – его любовь к нам
Мы даже можем добавить это в качестве третьего фактора к факторам ценностной высоты и объективной связи, имеющих значение в ordo amoris. Преданность нам человека ceteris paribus является основанием для того, чтобы обратить на него большую любовь, чем на того, кто нас любит меньше.
При этом мы не имеем в виду ту роль, которую может играть его любовь к нам в зарождении нашей любви к нему. Часто случается, особенно в любви между мужчиной и женщиной, что любовь одного человека воспламеняет любовь другого, причем уже имеет место взаимная объективная связь в вышеупомянутом смысле и любовь одного вызывает любовь другого. Но это связано не с ordo amoris, а с той ролью, которую может играть любовь другого человека в мотивации моей любви к нему. Точно так же к этому не имеет отношения та общая роль, которую играет проявляемая к нам симпатия в возникновении нашей ответной симпатии. Этого не должно быть, однако чаще всего это именно так: симпатия к нам, восхищение нами, интерес к нам пробуждают наш ответный интерес и теплое отношение к другому человеку. Это также относится к вопросу мотивации. Здесь же речь идет о том, в какой мере любовь другого человека к нам, когда он нас никак особенно не привлекает как личность, содержит в себе «задание» обратить на него нашу любовь -– становятся ли в этом случае наши отношения с ним иными по сравнению с отношениями с тем, кто не проявляет к нам особого интереса, и не возлагают ли на нас эти новые отношения обязанность любить его больше. Это вопрос о том, насколько его любовь ко мне дает ему объективное «право» на мою любовь.
В этом случае мы имеем ordo amoris в рамках определенного типа любви, не имеющего отношения к дружеской или супружеской любви. Заставить себя дружить мы не можем, и если другой человек не привлекает меня в этом плане, то никакая любовь с его стороны не вызовет ответной любви, если только он в своей любви не раскроется передо мной совершенно по-новому и это не вызовет во мне любви.
Поэтому в том случае, когда другой человек не привлекает меня, речь идет не о его праве на мою дружбу, а о благожелательном интересе к нему с моей стороны, проявляющемся в сочувствии ему, в обязанности оказания ему благодеяний любви – при отсутствии дружеской любви, которая обычно лежит в основе таких благодеяний – в большем внимании к нему, в более частом общении с ним. То, что он нас особенным образом любит, означает, что между ним и нашей душой существует объективная связь. И эта связь обязывает нас больше заботиться о нем, чем о ком-то другом, кто нас не любит.
Дух caritas требует от нас того, чтобы мы не только относились к этому человеку так, как следует относиться к любому ближнему, даже ненавидящему нас, но и, например, уделяли больше времени общению с ним. Если необходимо решить, чье приглашение я должен предпочесть – упомянутого человека или того, кто, возможно, привлекательней и интересней для меня, но который сам намного меньше интересуется мною, чем первый человек, то определенную роль здесь должно играть и то, кто из них меня больше любит, кому из них мое присутствие приносит большую радость. Но все это имеет силу только ceteris paribus. Там, где идет речь только о точке зрения, имеющей значение для ordo amoris, достаточно установить, что обращенная к нам любовь представляет собой такую связь, которая также имеет значение для ordo amoris, хотя в этом случае речь идет больше о благодеяниях любви, чем о любви как прочувствованном ответе. Однако следует добавить, что то обстоятельство, насколько сильно нас любит другой человек, какую роль мы играем в его жизни, имеет значение также и для ordo amoris в рамках обоюдной объективной связи, т.е. взаимной любви. Если из двух друзей, которых мы в равной мере любим, один любит нас глубже, то это также имеет значение для ordo amoris. Но это опять-таки не означает, что мы как друга должны его любить больше – в этом чувстве мы не властны, но мы должны отдавать ему предпочтение во многих ситуациях, мы должны сознавать, что обязаны отблагодарить его большей любовью – в той мере, в какой она выражается в делах.
4. Категориальное своеобразие соответствующей любви
Четвертый фактор, который может быть определяющим для ordo amoris, тесно связан с категориальным своеобразием любви. Здесь идет речь о том, какое значение имеет категориальное своеобразие для любви как таковой или, точнее говоря, в какой мере категориальный характер соответствующей любви дает право на большую силу любви к нам как таковой. Так, совершенно ясно, что любовь к Богу, даже если не учитывать ценностную иерархию, уже по причине своего категориального своеобразия, куда относится абсолютная преданность и молитвенное поклонение, требует безусловного предпочтения в рамках любви как таковой. Очевиден совершенно эксклюзивный характер любви к Богу, поскольку существует только один-единственный Бог. «Любить больше всего остального» – это требование несомненно касается любви как таковой. Нечто аналогичное мы видим и в случае супружеской любви.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сегодняшнем мире, склонном к саморазрушению на многих уровнях, книга «Философия энтропии» является очень актуальной. Феномен энтропии в ней рассматривается в самых разнообразных значениях, широко интерпретируется в философском, научном, социальном, поэтическом и во многих других смыслах. Автор предлагает обратиться к онтологическим, организационно-техническим, эпистемологическим и прочим негэнтропийным созидательным потенциалам, указывая на их трансцендентный источник. Книга будет полезной как для ученых, так и для студентов.
Вернер Хамахер (1948–2017) – один из известнейших философов и филологов Германии, основатель Института сравнительного литературоведения в Университете имени Гете во Франкфурте-на-Майне. Его часто относят к кругу таких мыслителей, как Жак Деррида, Жан-Люк Нанси и Джорджо Агамбен. Вернер Хамахер – самый значимый постструктуралистский философ, когда-либо писавший по-немецки. Кроме того, он – формообразующий автор в американской и немецкой германистике и философии культуры; ему принадлежат широко известные и проницательные комментарии к текстам Вальтера Беньямина и влиятельные работы о Канте, Гегеле, Клейсте, Целане и других.
Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.