Метафизика любви - [171]

Леонора из бетховенского «Фиделио» хотя и являет собой пример героических усилий любви, но в своей преданности этой любви, в неуклонных попытках спасти своего возлюбленного и вновь обрести его заключается также торжествующая верность. Воплощением глубокой верности является также и преданность, упорство, несгибаемые попытки спасти любимого человека, воссоединиться с ним, каким бы трудным и безнадежным это ни казалось.

Верность и надежда

Мы подошли к следующей черте верности: ее связи с надеждой. Мы уже неоднократно видели – прежде всего в главе III – важную роль надежды в любви. Но надежда также сопряжена с верностью. Верностью отмечена также и надежда на то, что мы преодолеем все препятствия, чтобы соединиться с любимым человеком. Одна моя знакомая, жившая в очень счастливом браке, попала в тяжелую автомобильную катастрофу. Она несколько месяцев находилась в коме. Серьезные повреждения мозга, полный паралич, казалось, свидетельствовали о том, что это безнадежный случай. Врач сказал мужу: ее здоровье никогда полностью не восстановится, поэтому, даже если она в скором времени не умрет, вы должны будете отдать ее в приют для неподвижных больных. Но муж не хотел об этом и слышать. Он просиживал каждый день после работы по пять часов у ее постели и говорил, что ни в коем случае не бросит ее и, если она будет жива, возьмет ее домой. Она выжила и через восемь месяцев возвратилась домой, вначале сильно парализованная, однако в полном сознании, и после трогательного ухода за ней со стороны мужа и детей в течении последующих месяцев она даже вернула свою трудоспособность.

Поведение этого человека, без сомнения, является волнующим примером верности – а также и силы его любви, самоотверженности и вообще свидетельствует о его необыкновенном моральном облике. В такой верности, непоколебимой преданности нельзя не увидеть важной роли надежды. Разумеется, такая надежда предполагает веру в Бога. Этот человек является также и благочестивым христианином.

Верность и вера в любимого человека

Но верность также имеет внутреннюю связь с верой в любимого человека. Мы уже говорили раньше о кредите любви.

Этот кредит любви предполагает веру в любимого человека, верность тому сияющему образу, что открылся нам. Эта вера может быть так сильна, что, если речь идет о человеке, чье величие и нравственное благородство очевидно, ее не смогут поколебать даже якобы несомненные свидетельства его тяжелых моральных проступков. В этом случае мы говорим: «Никогда не поверю, что этот человек мог совершить такое». Мы приводим этот крайний случай, касающийся не только любви, но и уважения, которое мотивировано неоднократно подтвержденными высокими добродетелями, основано на них, для того, чтобы пролить свет на контекст преданности, верности, «неоставления» другого.

Ложная «верность»

Однако здесь необходимо решительно подчеркнуть, что может быть и ложная верность. Любая приверженность религии, принципу, обычаю или человеку вне зависимости от того, истинна ли эта религия, принцип, хорош ли обычай, является ли человек настоящим другом или достоин ли он в действительности нашей любви – есть ложная верность. Здесь действует общий принцип, согласно которому я не имею права отделять поведение от объекта, его ценности, от требований, исходящих от него. Как только я это делаю, оно лишается своего содержания, теряет смысл, и я не могу интерпретировать его в терминах хорошего и плохого. Бессмысленно восторженно восхвалять, не зная, к какому объекту это относится. Бессмысленно восхвалять непоколебимые убеждения, если не знать, связаны ли они с истиной или заблуждением. Точно так же нельзя оставаться привязанным к человеку из ложной преданности, когда мы ясно видим, что мы ошиблись в нем, что он не является тем, за кого мы принимали его – или, тем более, когда мы не сомневаемся, что он лицемер, предатель, низменный, подлый человек.

Очевидно, здесь идет речь только о верности в естественной любви, прежде всего в дружбе и супружеской любви. В этом случае любовь есть ценностный ответ на конкретную индивидуальность, на целостную красоту данной индивидуальности. И если эта индивидуальность оказывается не той, за которую я ее принимал, если я ясно вижу, что я находился во власти иллюзий, то я, хотя и обязан продолжать любить ее в смысле любви к ближнему, однако ни в коем случае не должен считать себя обязанным продолжать ее любить дружеской или супружеской любовью. Я должен наоборот стараться освободиться от такой любви.

Если человек не может решиться на такой поступок, то это или страусиная политика, не имеющая ничего общего с верностью – он боится разочарования и связанных с ним страданий – или ложное убеждение в том, что не быть преданным в данном случае – это бессердечие и преступление против caritas. Это смешение ситуации любви к ближнему и рациональной мотивации любой дружбы и тем более отношений, основанных на супружеской любви. Такое смешение лишает подлинности наше поведение в дружбе и супружеской любви. При этом мы находимся в плену иллюзий другого рода. И то и другое ни в коем случае не является верностью