Месяц круторогий - [5]

— Как назвал-то? — спросил дед Егор у Кольки, когда тот вынул из-за пазухи незваную гостью.

— Вика, — сказал Колька.

А дед Егор толком не расслышал, — у него последнее время какой-то шум в ушах стоит, — да и окрестил собачонку Пикой. Теперь под этим странноватым именем и числится она среди прочей живности в Липистином дворе.

Недавно Пика неожиданно исчезла. Дед за водой пошел к водопроводной колонке, она увязалась за ним да где-то дорогой отстала и запропастилась. Два дня не ночевала дома. Решили уж, машиной задавило или ребятишки какие к себе заманили. А сегодня утром глядим — Пика снова играет костью во дворе как ни в чем не бывало. Подошел я, поздоровался с ней, она невинно посмотрела мне в глаза своими темнобурыми сияющими смородинками и бросилась сметать с валенок снег.

Катушка

Как красива деревня в морозный солнечный день! На чистейшем белом снегу под чистейшим голубым небом все краски расцветают, будто их только что покрыли лаком.

Прежде сельские хозяйки белили ставни и наличники на окнах. И это тоже выглядело неплохо. Нынче другая мода пришла — красить. И вот теперь по деревне идешь, как по игрушечному магазину, играют цвета — голубые, синие, зеленые, красные, бордовые. Но больше всего сочетаний из белого, голубого и красного.

Мало что окна, как многие еще и ворота красят.

Тетка Липистина расцветила наличники у своего дома белым и бирюзовым. Ярко. Красиво. Весело. Теперь она к лету думает и ворота покрасить. Но цвет пока не выбрала. Тут они с дедом Егором еще не пришли к окончательному решению.

В будни улицы почти безлюдны. Идешь — редкий человек навстречу попадется. Но если уж попадется, обязательно поздоровается, даже если и незнакомый. В деревне все здороваются — знакомые и незнакомые. Исстари обычай такой.

Чаще всего, конечно, ребятишки попадаются. Этот на лыжах в лес направился, не иначе — петли ставить на зайцев. Тот с книжками вышагивает важно — небось, читатель сельской библиотеки. Там вывалила ватага из ворот, у всех санки-самоделки на поводках. Здесь уж и гадать не надо — на катушку двинула ребятня.

А вот пострел в коротенькой фуфайке, в ушанке набок пролетел на лошади в санях. В головках саней сестренка сидит, как кукла, закутана шалью. Сзади под самыми пялами розвальней собака бежит, лает звонко и хвост у нее крючком. Куда поехал парень? Наверное, отец доверил младшую сестру на другой конец деревни к бабушке в гости отвезти.

У крайнего дома пустынной улицы встретились мне две лошади. Обе вороные, молодые, с ровно подстриженными челками. Встретились и остановились, смотрят на меня, взмахивая головами, чтобы тяжеловатые челки набок отбросить. А может, здороваются со мной. В деревне же все здороваются — знакомые и незнакомые…

Вышел я к Шелеховой горе, думал полюбоваться, как ребятишки катаются. Ан нет — пуста гора, шаром покати. Странно мне все это стало. Раньше здесь народу бывало, как на ярмарке, В чем же дело? Может, мороз виноват? Да разве мальчишек удержишь морозом? Нет, размышляю, здесь причина иная…

Выхожу на другую улицу, спрашиваю девочку лет десяти, семенящую навстречу:

— Где же ребятишки? Почему гора пуста?

— Да на этой горе никто и не катается сроду-роду. Здесь машины ходят одна за другой. Разве правилов уличного движения не знаете?

Вот тебе раз! Я к ней с вопросом, а она мне нотацию прочитала…

— Ну где же все-таки катаются?

Девчонка опустила воротник шубки, шаль поправила и вдруг фыркнула:

— Где же им быть, как ни на льду? В хоккей играют край на край.

— Как край на край?

— Два края деревни — две команды. Чего тут не понять?

Поблагодарил я землячку, пошел дальше. Вон что оказывается! Хоккей появился в нашей деревне. А мы-то росли и слова такого не слыхали. Да и на лед редко ходили. Чаще снегурки притянешь ремешками к валенкам — и на Шелехову гору. Спуск здесь накатан, как стол, не хуже вашего льда. Но главное — народу много, не заскучаешь.

А на чем только не катались вечерами с Шелеховой горы! И на санках, и на коньках, и на самокатах, и на ледянках, и даже на огромных розвальнях с отводами.

Ледянки делали так. Небольшую скамейку прибивали ножками к плахе, у которой один конец снизу подтесан и заострен. Изнанку доски обмазывали свежим коровьим навозом и поливали водой. Так лед прочнее схватывается с деревом. И пусть не сразу получалась гладкой ледяная зеленоватая кора — не беда. Стоило скатиться с горы разок-другой, лед отполировывался, как стеклышко.

А чтобы кататься на конных санях, нужен был умелый ведущий. Иначе как неуклюжими розвальнями править? Ведущим становился далеко не каждый. Тут надо было сноровку иметь, силенку и, если угодно, храбрость.

Я до сих пор горжусь, что частенько бывал ведущим. И, как поговаривали, неплохим.

Зачем же храбрость ведущему? А затем, что стоит он на коньках впереди саней, держа их за головки, и тяжелые сани, полные ребятишек, как горшков вповалку, напирают на ведущего с неодолимой силой. Представьте на секунду, что будет с ним, если он на горе споткнется? Конечно, не минуя угодит под сани, летящие за ним со свистом и скрипом. Шуточное ли дело?

Меня выручали руки. Я почти висел на них, словно на пружинах. Опущусь всей тяжестью тела на коньки, проеду несколько метров, чтобы только дать верное направление саням, и опять подтянусь на руках, чуть скользя снегурками по дороге.