Месяц ковша - [7]

Алексей размахнулся, но ударить не успел: Джику опередил его и коротким прямым ударом отправил в кусты. Подбежавшая Аника отвесила Джику звонкую оплеуху и склонилась над упавшим.

— Тебе больно, Алеша?

— Уйди, — прошептал тот и, шатаясь, ушел в темноту.

Джику чиркнул зажигалкой, закурил.

— Будем считать, что о челюсть твой однокашник получил за оскорбление, а твою пощечину я справедливо схлопотал за то, что ударил раньше, чем было нанесено оскорбление…

Аника снова хлестнула его по щеке и убежала за Алексеем. Поглаживая щеку, Джику задумчиво произнес:

— А вот как оприходовать эту пощечину?

Он поднял куртку, встряхнул ее и, перекинув через плечо, неторопливо зашагал к поселку.

В доме Гангуров гремели колонки электрофона, издавая немыслимые — для старшего поколения — звуки. Это был ультрасовременный танец, который исполняли брат и сестра, Тома-младший и Аника.

Первым сдался Тома, отошел к окну. Женщины стали убирать со стола, мужчины вышли на веранду. Аника же продолжала танцевать, она не нуждалась в зрителях, танцевала просто так, для себя.

На веранде продолжался давнишний спор.

— А я бы, наоборот, — увлеченно говорил Юрий, — отделил виноделие от государства. Как церковь. Может, и поубавилось бы поклонников Бахуса.

— Увеличилось бы во сто крат, — возразил Тома-младший.

— Кроме алкоголиков, есть и здоровые люди, — сказал Петр, — и к счастью, их большинство.

Юрий не унимался:

— Это не ваша заслуга! Я лично убежден, что здоровых людей больше не благодаря вину, а вопреки ему, вот так. Чем вы, в сущности, занимаетесь? Вы же людей спаиваете!

— Мы людей не спаиваем, — вмешался Константин Григорьевич. — Алкоголик есть первейший враг винодела, потому как он дискредитирует нашу продукцию. Наши вина предназначены для здоровых людей.

— Не только для здоровых, — вставил Тома-младший. — Наше фирменное предупреждает и лечит некоторые болезни крови…

— Еще Авиценна говорил, — ввернул Петр, — что хорошее вино относится к разряду лекарств, а не пищи.

— Лекарство надо выдавать в аптеках, по рецепту, — не сдавался Юрий. — И потом, сколько вы производите этого лекарства? С гулькин нос! А остальное, которое цистернами, — тоже лекарство?

— Лекарство от тоски, — сказал подошедший Виталий. — Ну что, мужики, на посошок и разбежались?

Из-за его спины появился графин со стаканом.

— Боишься, что без посошка домой не доберешься? — угрюмо спросил Константин Григорьевич.

— Опять двадцать пять! — искренне огорчился Виталий. — Да что вы все ко мне прицепились!

Одним махом он вспрыгнул на перила, выпрямился, поставил на голову графин и, балансируя руками, пошел по балюстраде. В конце веранды круто развернулся, едва не потерял равновесия, но благополучно вернулся обратно и спрыгнул на пол:

— Вуаля! Ну, а теперь скажите — пьян я или не пьян?

— Конечно, пьян, — сказал Константин Григорьевич. — Трезвые по полу ходят, а не по перилам.

Виталий демонстративно опустил на подоконник графин с вином и пошел в комнату. В окно било видно, как он подошел к Анике и тоже стал танцевать, подражая ей.

— Искусство пить не всем дано, замена счастию оно, — резюмировал Тома-младший. — Впрочем, пора разбегаться.

На веранде остались Константин Григорьевич и Петр. Помолчали, гляди на танцевавших.

— Ну что, отец, — сказал Петр, — доволен?

По-моему, все было нормально. Конечно, дед тоже мог бы прийти…

Танец оборвался. Аника ушла к себе в комнату, выключив свет в гостиной. Теперь только лупа освещала веранду.

— Конечно, дед у нас с норовом, — тихо говорил Петр. — Но надо отдать ему должное — себя он тоже не щадит. Ты хоть раз слышал, чтобы он хвалил свое вино? А ведь лучшего винодела, чем он, — я имею в виду не образование, а природный талант, — наверно, и не сыскать.

— По-моему, у него другой талант — людей мучить. Ладно, хватит о нем. Ты лучше скажи, товарищ директор, как действовать будешь? По принципу эстафетной палочки или… новой метлы?

— Ты, отец, берешь крайности, а я бы так сформулировал: отныне мы будем работать несколько по-иному. Я принимаю от тебя эстафету, но вместо палочки ты протягиваешь мне новую метлу…

Отец хмыкнул:

— Запомни, сынок, метла больше подходит для ведьмы, чем для директора.

Еще не высохла утренняя роса, еще солнце только карабкалось на вершину холма, чтобы, передохнув немного, продолжить восхождение к зениту, а Константин Григорьевич уже шагал по поселку, неся на плече набор удилищ в новеньком брезентовом чехле.

Он шел по центральной улице мимо таких же, как у него, красивых особнячков, мимо закрытых магазинов с украшенными витринами, мимо Дворца культуры.

Ноги машинально понесли его к видневшемуся вдали комплексу винзавода, но через несколько шагов он опомнился и повернул в другую сторону, к озеру. И настроение у него сразу испортилось.

Выбрав себе место на берегу в зарослях осоки, Константин Григорьевич не без труда собрал бамбуковое удилище. Беззвучно чертыхался, пока насаживал на крючок извивавшегося червяка. Взмахнул удилищем и — крючок зацепился за кустарник. Он снова зло зашевелил губами, путаясь в леске и наживляя другого червяка. Наконец ему удалось забросить удочку. Он присел на корягу, достал из кармана пиджака подаренный Джику блокнот, щелкнул авторучкой и задумался…