Месяц ковша - [6]

По правую руку виновника торжества сидела его жена, Ефросиния Томовна, холостой сын Тома, дочь Прасковья с мужем Юрием и детьми Дэнуцем и Родикой. По левую руку — старший сын Петр с женой Аурелией, детьми Максимом и Марикой, старшая дочь Агафья с мужем Виталием и сыновьями Костелом, Ионелом и Марчелом. В самом конце стола сидела младшая дочь Аника и ее ухажер Джику. Между ними стоял стереоэлектрофон. Аника отвечала за музыкальную часть и сейчас поставила что-то в стиле «диско».

Отец жестом попросил ее, чтобы поубавила громкость, и поднял бокал:

— Спасибо вам, дети мои, что пришли проводить отца в предпоследний путь!

— Предпоследний путь! — ахнула Ефросиния Томовна. — Типун тебе на язык!

— Отец как скажет! — весело бросил Тома-младший.

— Не бери в голову, батя, — посоветовал Виталий и поднес бокал к губам.

Агафья толкнула его в бок:

— Поставь тару на место.

Но Виталий уже успел осушить бокал:

— Нельзя, Агафья, батя же тост сказал. Остальные тоже выпили.

— Из-за этой работы, папа, ты и жизни-то толком не видел, — говорила Прасковья. — Я б на твоем месте теперь путешествовать начала. Круиз вокруг Европы, скажем…

— Кружить вокруг да около Европы это не то, — возразил Юрий. — Ты, отец, читай больше, мы тебя книгами будем снабжать.

— Отец спортом займется, — сказал Тома-младший. — Давай ко мне в секцию, через год разрядником станешь!

— Отец будет рыбачить, — сказал Петр и вынул из-под стола набор бамбуковых удилищ в новеньком брезентовом чехле.

— Жизнь прожил, а удить рыбу в мутной воде так и не научился! — принимая подарок, невесело засмеялся отец.

К нему подошел Джику и вручил толстую, в кожаном переплете, тетрадь для записей и набор авторучек:

— И отлично, что не научились, Константин Григорьевич! Зато на примере такой жизни, как ваша, молодое поколение может многому научиться. Сорок лет в строю! Вы же все тут своими руками. Такую махину поднять, передовое предприятие отрасли! И потом какая трудовая династия — красота! Сейчас, дорогой Константин Григорьевич, это же проблема проблем — преемственность поколений, эстафета отцов. Короче, садитесь и пишите книжку! О времени и о себе.

— Давайте выпьем за книжку! — радостно крикнул Виталий и, опередив жену, осушил бокал.

Константин Григорьевич улыбнулся:

— Ты бы сам, Джику, написал, перо у тебя борзое. А я расскажу все как было…

— Нет, Константин Григорьевич, — серьезно сказал Джику, — нельзя мне браться за такие вещи именно по причине борзости моего письма! Ваша книга должна быть неотшлифованной, книгой жизни, понимаете?

— Ох, раскусил я тебя, Джику, — прищурился Константин Григорьевич. — Тебе не книжка моя нужна, а дочка!

Все засмеялись, кроме Аники, которая невозмутимо перебирала пластинки.

— Плохо же ты знаешь местные обычаи, дорогой женишок! — Константин Григорьевич подмигнул жене. — У нас так: хочешь взять в жены дочь винодела — сам стань виноделом!

— Но сначала заручись согласием дочери винодела, — вставила Аника и нажала кнопку.

В комнате зазвучала мелодия танца «Скурсул винулуй». Константин Григорьевич встал из-за стола.

Женщины и дети смотрели, как танцует Гангур. Потом от них отделились представители сильного пола и тоже стали в круг. Немного потанцевав, Джику зажег настольную лампу, опустил ее на пол, выключил верхний свет. Аника восторженно захлопала в ладоши: на стене, как на экране, двигались огромные тени танцоров.

Воспользовавшись темнотой, Джику схватил Джику за руку и выскользнул с нею за дверь.

В зарослях осоки застряла луна. Джику бросил куртку на землю и молча пригласил Анику сесть. Девушка взглянула на него насмешливо:

— Объяснение в любви я предпочитаю выслушать стоя, а поклонников предпочитаю видеть стоящими на коленях.

— Анико, ты находишься под тлетворным влиянием рыцарских романов, — проворчал парень, но на колени опустился.

— Я слушаю, — глядя куда-то в озеро, сказала она.

Джику воздел к ней руки:

— Я люблю вас, Анна!

— Поешь с чужого голоса, Джику. Попробуй ту же мысль выразить своими словами.

Парень помолчал, затем поднял голову.

— Я люблю тебя. На всех языках и во все времена мужчина говорил женщине эти затасканные слова в надежде, что она ответит ему тем же.

— Теми же затасканными словами? — Аника присела возле него. — Не верю я тебе, Джику, ну вот ни настолечко не верю!

— Даже после того, что… между нами было? — прошептал он.

— А что между нами было? — в ее тоне послышалось притворное удивление.

— Анико, не валяй дурака. Давай завтра в загс, а?

Он рывком притянул ее к себе, поцеловал. Она попыталась вырваться, затем притихла.

— Теперь веришь? — шепнул он, гладя ее волосы, плечи.

— Теперь тем более не верю.

— Но почему?

— Как все мужчины во все времена, ты подменяешь силу чувства физической силой. А это не одно и то же, Джику.

— Издеваешься?

Тут Джику заметил, что неподалеку кто-то стоит.

— Давай, давай отсюда, — сказал Джику, — это тебе не телевизор.

Из-за кустов вышел Алексей, одноклассник Аники. Девушка вскочила на ноги, оправила юбку:

— Шпионишь?

— Нет, — сдавленным голосом ответил тот, — просто смотрю.

— Тем более неприлично.

— А что ты делаешь — прилично?

К нему подошел Джику:

— Спокойной ночи, малыши.