Место свидения - [8]
На минуту пьяный взгляд Циоменко как бы споткнулся о невидимый барьер: его толстые короткие пальцы юлили вокруг алюминиевой пробки стеклянной фляжки, стараясь отвинтить ее, но когда он поднял глаза, они были беспросветно пьяны и злы.
"Почему ж ничего нельзя? Я вам должен сказать, господин... Черт, запутался я в ваших фамилиях... Да я бы первый взял в руки "Калашникова" и надавал бы им... калачей... в самое брюхо, всей этой стланой сволочи... этим петухам..."
"Золотым петушкам?"
"Почему - золотым? - пьяно и свирепо удивился Циоменко. -Я вам про Фому, а вы мне про Ерему! Я говорю, что они все разрушили, все разорили! У нас было сильное государство - одних ядерных боеголовок двадцать пять тысяч! Могли бы и без Запада прожить с нашим богатством! Он нам на кукуй не нужен!.. А после этого горбатого все работали на разрушение СССР, каждому свой пай, каждому свой лакомый кусочек. Начиная с ваших концернов и сект... Тьфу! Я бы взял несколько тысяч этих раздолбаев и отправил бы их, как раньше, для порядка, в места отдаленные... да и расстрелял бы одну-другую тысячу, чтоб иным неповадно было..."
Ему наконец удалось отвинтить металлическую пробку и приставить горлышко ко рту. Тео с трудом подавил в себе желание ткнуть своим еще крепким и загорелым кулаком в беззащитное брюхо собеседника.
"Любопытная точка зрения, - уступчиво заметил Тео, - но вам не кажется, что..."
"Да ни кукуя мне не кажется! Вы ведь в нашей стране никогда не бывали! Что вы о ней знаете? Твердите, небось, как мой дурак зять, - свобода в России! Духовное возрождение! Коммерция! А когда я ему говорю, осел ты, посмотри, что сделали с моей родиной - американцам продали за... Я сейчас вам все объясню..."
"Должен признаться, что меня весьма интересует ваше мнение, как советского из СССР. Можно посвятить этой теме наше свидeние... я хочу сказать, нашу беседу... время у нас есть", - любезно предложил Тео. Но, по правде сказать, он совершенно не знал, что делать. Трахнуть своим могучим загорелым кулаком по облысевшему черепу этой развалины с заячьей губой, отравленной алкоголем и табаком? Обратиться к судебным органам Бельгии или Германии? Позвонить в вечернюю газету и дать интервью о предателе-друге? Или немедленно покинуть его во мраке этой комнаты и предоставить водке прикончить в ближайшем будущем этого безнадежно больного инвалида? Во всяком случае, в распоряжении Тео было как минимум два часа. Пока певица с аметистовыми глазами будет петь старинные русские романсы, вряд ли кто заглянет в эту заброшенную комнату.
Циоменко приставил к глотке отвинченную фляжку и широко раздвинул губы. Он медленно, цокая и чмокая от удовольствия, снова продолжал опустошать содержимое фляжки, выливая его в широко разверстую пасть, - пока неожиданный лающий хрип не сотряс его тело. Вероятно, любитель доппель-кюммеля подавился, поскольку его горло извергло гул, напоминавший горный обвал, и правая рука судорожно искала сердце. Стеклянная фляжка упала на пол и разбилась вдребезги.
Тео приблизился к нему. "Таблетки, черт!.. таблетки!" - хрипел Циоменко, тыча левой рукой на свой серый пиджак, валявшийся как в обмороке на соседнем кресле. Тео извлек из кармана круглую коробку с таблетками и, молча швырнув ее в самый затемненный угол комнаты, вернулся к своему креслу. Заметил ли Циоменко его жест, или поток слез, который вызывал ураганный кашель, застилал ему глаза? "Таблетки, таблетки, таб..." - хрипел Циоменко. Его короткие жирные пальцы сперва яростно, затем бессильно царапали подлокотники кресла. Теo, опустив голову, не двигался, изредка и искоса глядя на тело, терявшее очертания в сумерках комнаты и все больше напоминавшее небрежно брошенный черный куль с неизвестным содержимым. Прежде чем умолкнуть, и, вероятно, навсегда, жертва пятого инфаркта извергла еще раз хриплую и яростную мольбу, прерываемую начавшейся конвульсией: "Таб... таб..."
Когда хрипы улетучились, Тео с омерзением прикоснулся к лиловой коже руки умолкнувшего собеседника. Пульс исчез, и дыхания было не слышно. Non-assistance a personne en danger. Cinq ans d'emprisonnement ferme, au minimum. Bon pour la taule. 12 В сумерках багровое лицо Циоменко напомнило Тео морду кабана, не так давно пристреленного им на охоте. Он покинул комнату, одолел первый коридор и, прежде чем углубиться в другой, на минуту остановился возле двери, ведущей наружу, задыхаясь и торопливо глотая морозный воздух. Недалеко от двери два молодых голоса, женский и мужской, быстрым шепотом заговорщицки обменивались малопонятными репликами (женщина говорила по-французски с сильным русским акцентом, тогда как ее собеседник, без сомнения, был французом): "Non, non, il ne rentre que dans cinq jours!.." - "Je t'attendrai vers vingt heures?" - "Mais non, on se verra chez..." 13 Появление Тео оборвало таинственный разговор. Молодой золотистоволосый человек в кожаной куртке, потрясая связкой автомобильных ключей, непринужденно удалился, насвистывая. Леля Циоменко в распахнутой дубленке, рассеянно скользнув по Тео своим аметистовым взглядом, поспешно удалилась в глубь коридора. До начала концерта оставалось не более пятнадцати минут.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Андрей Владимирович Лебедев (р. 1962) — писатель и литературовед, доцент парижского Государственного института восточных языков и культур (INALCO).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Замысел этой книги-интервью возник в 2008 году. Наши встречи проходили в квартире Евгения Самойловича Терновского; она расположена в доме на парижской улице, носящей название северофранцузского города Данкерк. Заголовок книги — дань гостеприимству моего собеседника, великодушию и терпению, с которыми он отвечал на мои вопросы. Приглашая его к разговору, я стремился глубже проникнуть в творческие миры Терновского-писателя, ближе познакомить русских читателей с его произведениями. Мне был чрезвычайно интересен и его личный жизненный опыт — Советский Союз, эмиграция, Западная Европа, встречи с людьми, которые во многом определяли культурный пейзаж тех «времен и мест», будь то московская интеллигенция конца 1950-х — начала 1970-х годов, а затем русская диаспора в Париже, немецкий и французский круги славистов.
«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».
Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.
Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.