Место происшествия - фронт - [99]

5

Генерал Ребров ходил в полутьме землянки по скрипучим половицам и думал. Шесть шагов вперед, шесть назад. Мысли его были напряженно-тревожные. Он чувствовал, что чего-то не сделал — очень важного, необходимого. И беспокойство давило, мешало дышать полной грудью, путало мысли.

Дивизия генерала Реброва приготовилась к наступлению. Опустели штурмовые полосы в ее тылах, где батальоны целую весну поочередно тренировались атаковать противника. Уже намечены границы наступления каждого полка, поставлены задачи по рубежам и определены направления главных ударов. Уже распределены поддерживающие средства, пристреляны и занумерованы цели. Уже все договорено между командирами — стрелками, артиллеристами, танкистами, саперами, связистами. Приказ о начале наступления мог прийти в любое время.

Антон Павлович Ребров думал над тем, как сложилась обстановка на участке левофлангового полка его дивизии, и досадовал, что до сих пор нет контрольного пленного, за которым отправилась в тыл врага группа дивизионных разведчиков. Нужно было срочно подтвердить сведения, полученные по другим каналам разведки. И это мог сделать только «язык».

Он подошел к столу, поднял руку к толстому черному шнуру, на конце которого под небольшим абажуром-рефлектором виднелась электрическая лампочка, и щелкнул кнопкой-выключателем. В мгновение землянка преобразилась. Казалось, яркий свет раздвинул ее стенки, обшитые фанерой, придал правильные очертания узкому топчану, двум раскладным стульям, столу, на котором громоздились бумаги.

Антон Павлович повернулся к топографической карте, развешанной на стене землянки, и начал внимательно рассматривать ее. Стройный, затянутый в узкий китель, Ребров, несмотря на свои годы, напоминал молодого офицера, который ждал прихода большого начальника и со всем старанием позаботился о своем внешнем виде. Он неотрывно глядел на карту, где значились знакомые ему места — села, дороги, леса. По этим местам в 1941 году его молодая, еще не сколоченная дивизия отступала на восток.

Реброву вспомнилась сейчас другая карта Белоруссии, карта, на которую была нанесена обстановка первых дней войны, обстановка в районах Белостока, Гродно, Вильно. Ребров, тогда еще полковник, сосредоточенно глядел на синие ромбики с флажками, обозначавшие немецкие танковые дивизии, на грозные стрелы, вонзившиеся в советскую территорию в обхват наших малочисленных войск. Каждому человеку, знающему военное дело, если бы он попытался тогда оценить обстановку только по тем синим стрелам на карте, только по направлениям главных и вспомогательных ударов врага, по количественному превосходству его сил, могло показаться, что Красная Армия стоит перед лицом страшной, непоправимой катастрофы… Тяжелые были дни.

В памяти всплыл разговор по радио с членом Военного совета фронта дивизионным комиссаром Лестевым. Это было на третий день войны в лесу. Антон Павлович сидел в автобусе — походной рации — на откидной скамеечке рядом с шифровальщиком и записывал в блокнот.

«Родина требует от нас, — говорил дивизионный комиссар, — сделать все возможное, чтобы не только измотать и обескровить врага, но и сберечь людской состав, технику, боеспособность. Нам нужны резервы, опытные кадры для будущих сражений…»

Антон Павлович перевел взволнованный взгляд на правую сторону карты, где с юга на север, обозначенная двумя извилистыми линиями — красной и синей, тянулась линия фронта. Она передвинулась сюда с востока после жестоких боев под Москвой, Сталинградом и на Кавказе, под Курском и Смоленском, под Ленинградом и в Донбассе, на Днепре и в Крыму, в районах Правобережной Украины, Днестра и на Карельском перешейке. А теперь подготовлено новое наступление — в Белоруссии; оно должно закончиться полным разгромом группы гитлеровских армий «Центр» и всех резервов, которые будут брошены врагом на выручку этой группы…

А контрольного пленного пока нет. Где же Кудрин и его разведчики?

Пиунов застал генерала Реброва за чисткой оружия. Антон Павлович стоял у покрытого газетой стола, на край которого были сдвинуты чернильный прибор, телефонный аппарат и стопка книг, и протирал кусочком бинта одну за другой части пистолета.

— Заходите, разведчик, — пригласил Ребров, увидев Пиунова. — Сейчас я закончу за этой игрушкой ухаживать. — Он указал на стол, где были разложены детали пистолета.

Пиунова неприятно поразил спокойный, добродушный тон генерала. Ведь такие неудачи… там люди гибнут…

— Свое оружие никому не доверяю чистить, — говорил между тем Ребров. — Только сам. На то оно и личным называется. А как же иначе?! воскликнул он, хотя Пиунов и не думал возражать.

Пиунову показалось, что генерал намекает… Ведь, правда, сам он, Пиунов, никогда не чистит свое оружие, а поручает кому-нибудь из разведчиков. Но это сейчас не задело.

Антон Павлович Ребров — мужчина в летах. Сухощавый, прямой, с порывистыми движениями. Но выглядел он моложаво. И даже седая шевелюра не старила его. Генерал не любил бездеятельности, не терпел скучных людей. Взглянув в нахмуренное лицо Пиунова, Ребров спросил:

— И чего вы, капитан, такой насупленный? Вроде на весь свет сердитесь…